«Целую крепко. Коля». Как корочанка переписывалась с краснодарским фронтовиком

В день наступления

Не все слова можно разобрать во фронтовых письмах, несмотря на то, что в целом написаны они грамотно. Есть экземпляры, которые создавали на коленке, где строчки расплываются, а буквы скачут. Таким было письмо в январе 1945 года, в котором Коля сообщает, что жив и здоров, и желает того же своей Гале.

«Галечка! Я нахожусь недалеко от Берлина. В 250 км. Так что, быть может, посчастливится побывать в Берлине. Время почти нет даже отдыхать, но ничего, зато скоро, возможно, закончим и вернёмся к своим на родину. Надеюсь, что май попразднуем у себя на родине. Галечка! Письмо твоё получил до наступления, за два дня, а ответ написал в день наступления, но не сумел закончить и отправил. Так что извини меня за неаккуратность, обстановка, сама знаешь. Скоро еду вперёд».

Таким же нечётким ещё раньше пришло письмо-поздравление с Новым, 45-м годом. Коля называет год победным и даже подчёркивает это слово волнистой линией. Он рассказывает, что «выпил чарку и вспомнил прошлую мирную жизнь, когда Новый год встречали совсем в другой обстановке и в других условиях». 

Заветные треугольники. Как находили адресатов письма с фронтов Великой Отечественной

В каждом таком письме на коленке офицер будто прощается, предупреждая девушку, что его ждёт: 

«Через час, дорогая Галечка, еду на передовую. Это последняя ночь, что буду спокойно отдыхать. В газете прочтёте о нас».

Коля всегда одинаково заканчивал письма. Он просил передать привет родным, подругам от себя и своих товарищей, желал здоровья. И подписывался: «Целую крепко. Коля». В одном из писем фронтовик сообщает, что родился в Краснодаре, жил в Сочи. «В армии работал нач. клуба, а до этого был солдатом и мл. к-ром. После профессию изменил. Галя! Веришь, надоело это всё, но ничего не поделаешь, выше головы не прыгнешь».

Изолированы от женского пола

Из письма в июне 1945 года известно, что после войны Коля находился в Германии, в лесу. Пишет, что ему очень не хватает писем корочанки, он цитирует её в своём послании:

«Твои слова: «Переписка нужна была в войну от нечего делать, а теперь, когда кончилась война, кому нужна переписка, кому нужна та незнакомая девушка Галя, которую ещё ни разу не видал. Когда вокруг себя есть десятки, лучше Гали, девушек…»

Коля успокаивает корочанку и просит, чтобы она не переживала, убеждает, что рядом с ним нет других женщин: 

«…Если ты, Галечка, предполагала, что меня окружают девушки, почему и я забыл о тебе, то в действительности получается наоборот… У нас не было девушек, а в каких частях были, тех отправили домой, таким образом, у нас нет девушек хотя бы для развлечений, одним словом, мы изолированы от женского пола…»

При этом фронтовик переживает, что Галя уже не одна, ведь солдаты возвращаются домой, и теперь девушке есть с кем беседовать, проводить время и веселиться. Он связывает с этим то, что письма от неё стали приходить редко: 

«Если ты не любила. Если ты не мечтала о будущем, почему тогда писала такие письма. Вот, дорогая Галечка, как хочешь, но я к тебе приеду. Все письма твои сохраняются, привезу их к тебе, и ты их прочтёшь по порядку и скажешь: «Да, я не права и не справедлива».

Это письмо окутано грустью не только из‑за разлада в их отношениях, но и потому что Коля находится в лесу, в лагере, скучает, мечтает скорее отправиться домой, а ко всему прочему ещё и заболел. 

«Здоровье было улучшилось, а теперь вот четвёртый день температурит (в начале письма он указал, что у него 39.3. – прим. авт.). Не знаю, как будет дальше. Стариков отправляют домой, ожидаю очереди, когда отпустят домой. Пиши, Галечка, хоть что‑нибудь, пиши почаще. Почему пассивничаешь? Неужели уж надоела эта наша переписка?»

За год до этого, 21 мая 1944 года, Николай рассуждает о жизни:

«Проходит время, и улетучиваются молодые годы… Настанет время, и придётся отчитываться перед жизнью, как мы её провели, как её использовал, ибо ценнее жизни, дороже жизни ничего нет. Жизнь дорога и ценна, поэтому и человеку даётся один раз. А мы должны использовать так, чтобы перед смертью не жалеть её. А у нас, наоборот, перед смертью приходится жалеть за то, что не использовал так, как требует природа, так, как требуют наши чувства».

Частная коллекция

Однажды письма перестали приходить от него, Галя решила, что Коля погиб. О судьбе писем нам рассказала директор Корочанского историко-краеведческого музея Наталья Дубинина:

«В одном из писем он [Коля] спрашивает учительницу [Галю], может ли его друг писать её подруге, у которой муж погиб на войне. Подруга согласилась. Не зная друг друга, они переписывались. Позже офицер проговорился, что командование работает над тем, чтобы каждый солдат переписывался, его кто‑то ждал. Это поднимает дух, настроение».

Когда Галя вышла замуж, муж заявил, что письма не должны быть дома. Тогда корочанка передала их сестре, которая с ними переезжала, побывала в Литве и Москве. Когда умер муж Гали, сестра привезла ей письма со словами: «Я их сохранила, делай теперь, что хочешь». Корочанка снова их оставила себе и только перед смертью передала близкой подруге, которая хранит их и сегодня.