«Вы поймите одно: мы русские!» Как живёт в Чернянке харьковчанин Михаил
Маленький домик недалеко от реки Оскол одном из районов Белгородской области сегодня для них с супругой стал приютом
-
Статья
-
Статья
Школьная, Восточная, Радужная, Зелёная, 1 Мая – наверное, чернянцы подумают, что это улицы их райцентра. Нет – это названия улиц в селе Циркуны Харьковской области. Они были родными много лет для Михаила и Ирины, а теперь улицы с такими же названиями окружают их здесь, в Чернянке.
От Сахалина и Краснодара
Маленький домик недалеко от реки Оскол сегодня для харьковчан стал приютом. Во дворе ещё много работы, есть небольшой палисадник, где можно посадить цветы. И даже грядки для картошки определены. В доме пахнет борщом.
Спрашиваю:
— Украинский борщ будет на обед?
— Да какой же он украинский, – отвечает хозяйка. – Я родилась в Краснодарском крае, мама меня там его варить учила, так что, скорее, кубанский, а не украинский…
24 февраля в Циркунах начали стрелять. Село находится на окружной дороге Харькова, потому – важный объект.
«В пять утра мы проснулись от того, что люстра звенит. «Неужели землетрясение», – подумал я. Потом вдалеке услышали: «бух!», «бух!», – вспоминает Михаил, усаживаясь в небольшое кресло.
Ирина тоже включается в разговор:
«Мы смотрели телевизор. У нас тарелка была спутниковая направлена на Россию, и там политики говорили, что война продлится пять дней. И вот мы эти пять дней просидели в подвале, но стрельба не закончилась. На пятый день так бомбанули, что рядом начали гореть дома, мы повыскакивали и поехали в чём были. Благо, что ещё бензин в баке залит. Встретили российские бронетранспортёры, они нас сопроводили до самой границы, в Журавлёвку».
Ещё с несколькими семьями из Циркунов они два дня провели в Ближней Игуменке, потом оказались в пункте временного размещения в Чернянке.
«Вы знаете, – вдруг сказал Михаил, – наша жизнь – такая интересная штука: я родился на Сахалине, супруга – в Краснодаре, а вот встретились в годы учёбы в Харькове, и он стал для нас родным. 50 лет там трудились и жили. Сейчас дочка и внук ещё остаются там, – рассказал Михаил. – Я сам котельщик по образованию, занимался котлами большой производительности. Мы хорошо работали, но вот в 90-х всё изменилось, многие заводы развалились, с работой было проблематично. Но мы смогли удержаться на плаву. Я по работе проехал всю территорию России, был в Европе и даже в Африке. Есть с чем сравнить».
Личное дело
Разговор прерывает телефонный звонок – звонит дочь из Харькова. Спустя время Ирина улыбается:
«А наш‑то сегодня полшоколадки заработал, – говорит она мужу про внука. А мне поясняет: – Там, на высоких этажах, бабули живут, они же за водой не набегаются, а внук, пока тихо, сходит, им принесёт – вот сегодня поблагодарили, дали полшоколадки. А вообще у них в гараже картошка есть, так что хоть не голодают».
Когда супруги уезжали, то некогда было заезжать за ними, а теперь, говорят, только в Европу зелёный коридор.
«Он‑то зелёный, но, во‑первых, туда с деньгами ехать нужно, во‑вторых, у дочки в баке 15 литров. Вы сами понимаете, что это только доехать до Белгорода, не дальше. Мы, как только границу пересекли, нам пришла SMS: «Вы въехали в страну-агрессор». Короче, назад дороги нет, особенно если у тебя в паспорте национальность русский. А в Харькове там у многих так. Вы поймите одно: мы – русские!»
Другие беженцы, что были вместе с собеседниками, поразъехались кто куда, а они решили остаться.
«И к дочке ближе, и нам здесь люди понравились. Вот не для лести, но скажу, как вам повезло тут с властью. Татьяна Петровна, глава ваша, она же нас и встретила, и каждый день на связи была, а когда в Липецк уезжали, проводила до самой границы и перекрестила вслед нашу колонну транспорта. Где такое отношение увидишь? Да и с людьми многими познакомились. Нам здесь понравилось, душевные все, сопереживают. У нас давно такого не было, только среди узкого круга друзей», – сказал Михаил.
Пока он оформляет документы, ищет работу. С женой планируют заняться огородом и хозяйством.
«Там остаться мы не могли. Они бы нас потом всё равно вырезали. Света нет, газа нет, даже нельзя было выйти, людей похоронить, дома которых разваливались. И в наш дом прилетело, потом сообщили…» – говорит Ирина.
А Михаил с горечью продолжает:
«После 2014-го мы стали чувствовать всю эту ненависть на себе очень явно, просто команды «фас» им не было. Сначала пошло очень тяжёлое разделение церкви. Всех заставляли ходить в украинскую раскольническую, а мы не понимали, зачем нам туда идти, ведь нас крестили в русской. Раньше мы отмечали 9 Мая торжественно, а потом прямо на улице ставили большие столы, варили кашу, и все вспоминали наших героев-дедов. Но нас этого лишили».
Глядя Ирину и Михаила, таких домашних, уютных, приветливых, невольно задаюсь вопросом: неужели, столько пережив, потеряв дом, в котором прожили 50 лет, у них нет злости, ненависти?
«Мы воспринимаем всё разумом. Сердце, конечно, горит огнём, но это уже личное», говорит мужчина.
По материалам газеты «Приосколье 31»