Виниловый рай. Зачем житель Шебекино собирает старые грампластинки
Об увлечении меломана рассказывает «Белгородская правда»
-
Статья
-
Статья
Карел Готт, Нил Седака, Демис Руссос, Рэй Коннифф – всего около 500 знаменитых музыкантов и вокально-инструментальных ансамблей до сих пор греют душу Юрия Румянцева. Греют на виниловых пластинках и советском проигрывателе рижского производства, которые воспроизводят не просто музыку – эпоху.
В очередь за искусством
Первые экземпляры из этой уникальной домашней коллекции появились примерно в 1960-е годы в советской Киргизии, где жила семья маленького Юрия. Во фрунзенской квартире Румянцевых эстрадная музыка звучала часто, особенно в дни, когда к родителям приходили в гости друзья: отец в таких случаях всегда доставал с полки какую‑нибудь пластинку и включал проигрыватель.
В эпоху тотального дефицита и бесконечных очередей, в том числе за бытовыми товарами, слушать любимые мелодии на собственной аппаратуре было вдвойне приятнее. Впрочем, даже обладатели заветной техники сталкивались с трудностями при покупке виниловых новинок, потому что многие из них не успевали попадать на прилавки и уходили из‑под полы.
«Чтобы приобрести записи самых популярных исполнителей или, например, композиции, появившиеся недавно, нужно иметь хорошие связи с товароведом магазина, приличный доход и огромное желание наслаждаться искусством, – рассказывает Юрий Румянцев о приметах прошлого времени. – Лично не знаком с товароведом? Добро пожаловать на чёрный рынок, где можно достать почти любую пластинку в десять раз дороже обычной стоимости – за 30 рублей. И меломаны денег не жалели».
Нынешний руководитель студии «Аккорд» Шебекинского Центра культурного развития тоже не считал деньги, если речь заходила о желанной пластинке. Не важно, что зарплата тогдашнего инженера «Киргизглавэнерго», где трудился Юрий Румянцев, составляла 120 рублей (113 – на руки), и следующая так называемая получка далеко за горами. Главное – у тебя, наконец, есть долгожданный «Ленинградский диксиленд» или потрясающий Боб Джеймс, удостоенный премии «Грэмми» за лучшее исполнение джаз-фьюжн на фортепиано. Это же виниловый рай – какие ещё сомнения?
— Давайте что‑нибудь послушаем, Юрий Валентинович, – предлагаю я, наугад вытаскивая с полки одну из лощёных упаковок с изображением певца. – Карел Готт? 1977 года выпуска? Ух ты! Неужели играет?
— Конечно играет! – гордо произносит владелец коллекции, укладывая на круг чехословацкую легенду и запуская проигрыватель. – К вещам важно относиться аккуратно, тогда они прослужат многие годы. Сейчас протру пластинку бархоткой, почищу иглу, и Готт запоёт, как в 77-м.
Характерное потрескивание, доносящееся вместе с золотым голосом Европы, ни с чем не сравнимо. От ощущения присутствия на живом концерте и юношеских воспоминаний о прежних традициях действительно становится уютнее. Пой, Карел, пока Юрий Валентинович удивляет очередной историей о том, как он однажды заплатил за своё увлечение 600 советских рублей – сумасшедшие для рядового советского инженера деньги.
Отдал зарплату за полгода
В «Киргизглавэнерго» сотрудники не только снабжали республику электричеством, но и самозабвенно пели в организованном собственными силами вокально-инструментальном ансамбле. Несколько человек, включая Юрия Румянцева, который имел на тот момент и музыкальное образование, исполняли композиции отечественной и зарубежной эстрады, разучивая их благодаря проигрывателю и виниловым пластинкам. В этом смысле участникам ВИА крупно повезло – в их составе играл барабанщик Марат, чей брат, занимая высокую должность, регулярно ездил по долгу службы за границу. Разумеется, привозил на родину пластинки – те, что в Союзе вообще невозможно было достать даже на чёрном рынке. Так в репертуаре киргизских музыкантов появились произведения британца Энгельберта Хампердинка, «Бони М», Карела Готта.
«Однажды Марат признался, что перегорел и собирается продавать коллекцию пластинок, – продолжает мой собеседник. – А я, наоборот, загорелся и сказал, что куплю. За 20 пластинок Марат просил 600 рублей – мою полугодовую зарплату! Откуда?! Договорились о рассрочке. Отказывал себе во всём, чтобы погасить долг. Правда, халтура выручала – мы подрабатывали в свободное время на свадьбах и прочих праздниках. Но я тогда считал себя самым счастливым».
Перед увлечённым человеком стираются практически все границы, когда на горизонте маячит мечта с реальными очертаниями круглой болванки с еле видимыми дорожками. Винил творил настоящую историю – и в музыкальном мире, и в жизни Юрия Валентиновича, слушающего творчество кумиров с лёгким трепетом: обязательно сидя с закрытыми глазами или прохаживаясь по комнате. Вот и сейчас, под мелодичные волны «Citim» («Чувствую») на чешском языке в исполнении Готта, Румянцев на мгновение замолкает, чтобы предоставить слово признанному королю поп-музыки. Тоже чувствует.
Большая стирка
— А что означали разные цвета этикеток в центре пластинок? – спрашиваю меломана.
— По ним определяли качество звучания. Заводская матрица, записывая тысячи экземпляров одного альбома, со временем, разумеется, теряла изначальный ресурс, поэтому первая партия из 50–100 тысяч пластинок отмечалась красным и синим, следующая – розовым и жёлтым, – отвечает Юрий Румянцев. – В магазинах в основном продавались пластинки с белыми этикетками, и все понимали, что покупали последний выпуск.
Заезженные мелодии скрипели, хрипели, стучали и порой переставали воспроизводить музыку, поэтому для спасения искусства люди, по словам руководителя шебекинской студии, затевали большую виниловую стирку. Пропитанной густым мыльным раствором ветошью они мыли пластинки, затем насухо протирали чуть ли не по дорожкам, искренне веря в то, что продлевают срок службы. Ну что, не скрипит? Вроде лучше.
«Позже, с появлением бобинных магнитофонов, мы перезаписывали новую пластинку на магнитофон, чтобы сохранить первое звучание, – делится рецептами из прошлого Юрий Валентинович. – Хотя это потрескивание мне как‑то ближе, роднее. Бывает, включу сейчас на работе проигрыватель, кто‑то услышит, зайдёт и спросит удивлённо: «Боже мой, откуда у вас такое чудо?»
На «цифре» слишком идеально
Держу в руках предмет давнего торга между Юрием Румянцевым и продавцом киргизского чёрного рынка – пластинку с произведениями американского пианиста и вокалиста Нила Седаки. Указанная на упаковке цена в два рубля 15 копеек взлетела тогда до привычных 30 рублей. Юрий точно знал, что купит, просто хотел сэкономить хотя бы пятёрку. Несколько дней перетягивания каната оказались результативными: кумир подростков рубежа 1950-х и 1960-х перешёл в руки музыканта за 20 с чем‑то рублей. Для легендарного Седаки, возглавлявшего в 1962-м хит-парад музыкальной индустрии в Соединённых Штатах Billboard Hot 100, казалось бы, сущая мелочь, а для советского инженера Румянцева – немалые деньги.
— Вы слушали его «Bad Blood» и «Laughter in the Rain»? – интересуется у меня Юрий Валентинович, словно оправдывая прежние расходы. – Это божественно! Рекомендую. И только на пластинке. На цифровых носителях звук вычищен, все шероховатости сглажены – слишком идеально, искусственно. Пластинка передаст иные ощущения, поверьте.
— Кого из современных певцов хотели бы послушать на виниле? – спрашиваю напоследок у собеседника.
— Никого. Сейчас не те исполнители, не те песни. Жаль, что вместе с грампластинками в историю ушли талантливые музыканты.
Винил действительно перестали производить в 1997 году, когда на бывшем заводе «Мелодии» в подмосковной Апрелевке выпустили последнюю партию. Однако в 2014 году в Москве открылось предприятие, возобновившее производство. Судя по некоторым публикациям в СМИ, оно успешно и приносит доход, а значит, музыкальное дело Румянцева живее всех живых и ждёт перезагрузки. Продолжение следует, Юрий Валентинович.
Владимир Писахов