Кто не брат – тот гость. Почему в Дагестане даже ночью двери в дом распахнуты настежь

Белое солнце пустыни

Сегодня Курбан-байрам. Все местные базары закрыты, и нам с большим трудом удаётся отыскать крошечный магазинчик у дороги, где продают спелые помидоры, солёный сыр и горячие лепёшки. Загружаем всё это в машину и едем на бархан Сары-Кум.

Горячее солнце как раз перевалило за полдень – не самое подходящее время для прогулок по барханам. Но нас это не останавливает. Мчим по пустой дороге, внезапно из‑за горизонта выныривает огромная песчаная гора – это и есть тот самый бархан. Геологи единогласно признали его вторым в мире по величине. Крупнее только Большой Эрг в пустыне Сахара. И сейчас нам предстоит вскарабкаться на 250-метровую высоту Сары-Кума.

Наш водитель Назар предостерегает: недавно на бархане сделали деревянные мостки, чтобы ноги не проваливались в горячий песок и никакая гюрза или скорпион не покусали незадачливых туристов. Потому с дорожки никуда сворачивать нельзя. Это место – как кусочек настоящей пустыни. И, кстати, именно в этих песках снимали когда‑то легендарный фильм «Белое солнце пустыни».

У подножия бархана – ветка железной дороги с заброшенной станцией Кумъ-Торкале, построенной в 1917 году. Переходим через пути вместе с непонятно откуда взявшимся стадом коров и оказываемся на деревянных мостках. Здесь начинается подъём на Сары-Кум.

Бархан Сары-Кум / Фото: Анастасия Состина

Солнце палит нещадно. В августе температура воздуха здесь может подниматься до 60 градусов. И, похоже, мы штурмуем эту дюну по самому пеклу. Я всматриваюсь в ровную песчаную гладь, пытаясь увидеть скорпиона. Но никого не замечаю. Только гудящий в ушах горячий ветер несёт песок, поднимая на кромке бархана мутную желтоватую завесу.

Дорожка заканчивается, а мы вопреки здравому смыслу нарушаем все правила и лезем ещё выше. Очень уж хочется окинуть Сары-Кум взглядом с самой верхней точки. Ноги вязнут в песке. Шаг вперёд – два назад. Обливаясь потом, карабкаемся вверх. И сразу возникает вопрос, откуда посреди широкой долины взялась эта огромная куча песка.

Оказалось, что даже учёные не знают ответа. Кто‑то говорит о мощном урагане, перенёсшем сюда пески, кто‑то предполагает, что во всём виноват вулкан, а местные, пользуясь всеобщим незнанием, выдумывают десятки самых разных легенд о красавце Сары-Куме.

Фото: Анастасия Состина

Благословенное Зубутли

После жаркого бархана нас ждут горы. Иссушенные солнцем долины остаются позади, и мы подъезжаем к громаде Сулакского каньона. Дорога здесь перекрыта КПП. Несколько машин стоят у шлагбаума, ждут проверки документов. Мы собираем наши паспорта и быстро показываем человеку в военной форме с автоматом наперевес. Проверка нужна, потому что мы въезжаем на территорию Чиркейской гидроэлектростанции, построенной на реке Сулак. Это крупнейшая ГЭС на Северном Кавказе.

Сам Сулакский каньон при этом считается одним из самых глубоких в мире и превосходит даже знаменитый Гранд-Каньон в Колорадо. Глубина дагестанского чуда природы достигает 1 920 метров.

Наш автомобильчик ползёт по его склону незаметной букашкой. Сверху нависают суровые скалы, а внизу извивается бирюзовая змейка реки Сулак. Изредка мы объезжаем недавние камнепады, и колёса машины буквально нависают над пропастью. Так мы карабкаемся всё выше и выше, иногда останавливаясь на перевалах, чтобы подойти к самому краю и разглядеть, наконец, необыкновенный речной цвет.

Через некоторое время подъезжаем к небольшому селу, прилепившемуся к склону каньона. Это Зубутли – место нашего ночлега. Сорок лет назад оно было полностью уничтожено землетрясением. Многие жители погибли, уцелевших переселили. Даже название этого горного аула исчезло с карты. Но недавно жизнь здесь затеплилась вновь. И во многом благодаря нашему сегодняшнему хозяину Шуайпу, который несмотря ни на что вернулся в эти края возрождать родное село.

Сулакский каньон / Фото: Анастасия Состина

Мы заходим в уютный дворик. Большая веранда, увитая виноградом, стайки детишек носятся взад-вперёд, у дома копаются в пыли куры. Нас радостно приветствуют и ведут умыться с дороги. И пока готовится сытный ужин, мы спускаемся к зовущей прохладе реки Сулак. Там уже ждёт маленький катерок, который прокатит нас вверх по течению, по скрытому от солнца извилистому ущелью.

Взбираемся на борт, капитан заводит мотор, и вот катерок набирает скорость, а мы подпрыгиваем на волнах, словно на американских горках. В лицо летят ледяные брызги, и к концу поездки я ощущаю себя изрядно промокшей. Внезапно капитан глушит мотор и с таинственным видом достаёт откуда‑то небольшой черпачок. Окунает его в чистые речные воды, набирая воду прямо из Сулака, а потом залпом выпивает. Смотрим на него, как на ненормального. Он смеётся и говорит:

«Попробуйте, вкусно».

Когда очередь доходит до меня, я немного недоверчиво беру черпачок, набираю воду и пристально всматриваюсь в неё, как будто можно что‑то понять о её составе по одному виду. Делаю маленький глоток. Прохладная, свежая, сладкая. И я осушаю черпачок полностью. Оказывается, местные пьют эту воду и готовят на ней.

Возвращаемся в наш приют уже без бешеной гонки. А в Зубутли ждёт вкусный ужин. И рыба из реки Сулак, съеденная за долгими разговорами под кружку домашнего вина, оказывается вкуснее, чем любые ресторанные деликатесы. Так мы сидим до поздней ночи и наблюдаем, как тают сумерки над каньоном, как речную бирюзу растворяет тёмно-синий небесный свет, как чернеют силуэты предвечерних гор. Удивительно, но даже назойливые комары нам не докучают. Оказывается, в этих краях их просто нет.

Фото: Анастасия Состина

Счастье

Ночью мне не спится, слишком много впечатлений. Я выхожу на терраску, увитую виноградной лозой, и даже в темноте вижу нежный изгиб реки Сулак и противоположный склон одной из стен каньона.

Вечером хозяин дома Шуайп говорил, что ещё десять лет назад на этом месте была только полуразрушенная хижина его деда. Он бросил город и приехал в Зубутли отстраивать дом заново.

«Я таскал камни, выкашивал сухую траву, работал целыми днями, – рассказывал старый Шуайп. – Никто не понимал, зачем мне всё это надо. А как понять, когда это надо увидеть, услышать, почувствовать. По ночам я смотрел на реку в лунном свете и на силуэты каньона. И это было счастье».

Тут я замечаю, что все двери – на улицу и в дом – открыты настежь. Запираться не от кого, никто никого не боится. Потому что все здесь, несмотря на все свои противоречия, – братья, а кто не брат, тот гость. А законы гостеприимства в горах священны. Мрачный Сулакский каньон даже во тьме строго следит за этим.

Оглушительно трещат сверчки, благоухает персиковое дерево в маленьком саду. И я остро ощущаю то, о чём вчера говорил Шуайп. Счастье.

На крыше дома Абдулжалила / Фото: Анастасия Состина

Сулак с высоты

Рано утром дом начинает сонно ворочаться. Вскоре уютный дворик наполняется голосами и звяканьем посуды. Из маленькой кухни под лестницей доносится аромат крепкого кофе. Его в этом доме варит только Шуайп. А потом сидит на веранде вместе с гостями и даёт напутствия в дорогу.

Сегодня нам предстоит взобраться по крутой каменистой тропе на противоположную стену Сулакского каньона. Около 2 км по вертикали. С нашей террасы угадать очертания тропы не получается, ею почти не пользуются. Туристы предпочитают приезжать на смотровую площадку на машинах. Но мы не хотим как все.

И вот мы идём по каменистой пыльной дороге через Старое Зубутли. Зияют пустыми глазницами разрушенные землетрясением дома, и тут же по соседству – жилые дворы: кто‑то копается в огороде, весело бежит вдоль дороги вода из родника. Тропа сворачивает в тутовые и айвовые рощицы. Здесь прохладно, и в тени деревьев дремлют сонные коровы. Проходим по старому мосту через Сулак и ползём вверх.

Идти тяжело, зной не даёт дышать, мелкая каменная крошка то и дело скользит под ногой и норовит опрокинуть в пропасть. Временами мы делаем небольшие привалы, чтобы оценить пройденное расстояние. И вот уже домик Шуайпа на другом берегу превращается в маленькую точку.

Фото: Анастасия Состина

Где‑то на середине пути нас ждёт привал – хижина пастуха, внутри которой бьёт прохладный родник. Идём к нему, как к заветной цели. Последние шаги по крутой тропе, и я ныряю под прохладные низкие своды каменного домика к журчащему в камнях роднику. Вода здесь очень вкусная, остро пахнет мятой.

Немного отдохнув, отправляемся дальше. Виды становятся всё более впечатляющими. И вот уже противоположный склон остаётся далеко внизу, а изгибы Сулака кажутся какими‑то нереальными. Будто ты смотришь вниз с борта самолёта.

Последние десятки метров даются особенно тяжело. В конце концов едва заметная тропка превращается в широкие, выбитые в скале ступени. И через несколько шагов мы оказываемся на вершине. Уставшие, взмокшие, исцарапанные. Счастливые.

На смотровой площадке ощущаем себя как‑то по‑особому. Вокруг прилично одетые люди лениво фотографируют, сонно посматривают на каньон, едят мороженое. И мы грязные, в пыльных ботинках и с большими рюкзаками за спиной. Смотрим вниз и видим крошечную скобку моста, по которому шли четыре часа назад.

Фото: Анастасия Состина

Карадахская теснина

Дальше нас ждёт мрачная Карадахская теснина. Высаживаемся из машины и спускаемся в небольшой провал между двух высоких скал. Где‑то в глубине расщелины петляет тропа. Постепенно скалы над головами смыкаются всё теснее и теснее, образуя высокую гулкую арку, из‑под сводов которой дышит в лицо влажным холодом. Эта арка смыкается не до конца – остаётся тоненький просвет где‑то там, наверху. Кое‑где между скалами узкую щель закрывают каменные глыбы, летевшие в теснину во время камнепада и застрявшие здесь на века.

Эхо в теснине гулкое, раскатистое. Кое‑где стенки ущелья смыкаются очень плотно, и солнечные лучи застревают наверху, не достигая дна. Примерно через полкилометра мы выползаем на свет у шумного водопада с ледяной водой. Это ответвление горной речки Квартах, которая и образовала теснину много сотен лет назад, пробивая себе путь в известняковой породе.

В спокойную погоду речка маловодна и ленива, но во время сильных дождей она разливается и обрушивает в теснину всю свою природную мощь: мчится бурным потоком, двигая огромные валуны и становясь опасной для человека. Именно поэтому приезжать сюда в непогоду не стоит.

Сейчас Квартах спокойна и покладиста. Выбираешься на тёплый солнечный свет, к яркой сочной зелени вокруг водопада, и будто рождаешься заново после тихого сумрака мёртвой теснины.

Как следует нагулявшись, едем к месту ночлега – в горный аул Гуниб.

Фото: Анастасия Состина

Аул-призрак

Утром следующего дня просыпаемся задолго до завтрака. И пока позволяет время, поднимаемся к крепости Шамиля, возвышающейся над Гунибом. Эту крепость построили здесь после Кавказской войны, во время которой русские войска пленили имама Шамиля именно в аварском ауле Гуниб.

Когда мы достигаем вершины, протискиваемся по узенькой тропке над обрывом в круглую полуразрушенную башню, облака расходятся – и взору открывается лежащая внизу широкая долина, разбросанные по холмистой низине домики и широкая, будто небрежно брошенная лента реки Каракойсу.

Мы бродим по узкому гребню – шаг влево, шаг вправо – глубокая пропасть, ловим виды сквозь разрывы облаков и торопимся вниз.

Распрощавшись с хозяевами, отправляемся в другое горное село – аул-призрак Гамсутль. В советское время автодорога вела прямо к дверям домов. В оживлённый посёлок привозили продукты, приезжали кинопередвижки. Жизнь в Гамсутле кипела. Только после развала Союза народ стал разъезжаться в города, дорога запустела и заросла, а в самом ауле остался только один житель – Абдулжалил Абдулжалилов. Все, кто его знал, называли аварца «одиноким мэром Гамсутля».

Дни свои он проводил в старом родовом домишке, построенном его предками почти три столетия назад. Разводил пчёл, выращивал нехитрые овощи в огороде, встречал рассветы и закаты на сколоченном из дерева лежаке под самой крышей и очень много читал. А книги брал в библиотеке соседнего села Чох. Умер аварец в 2015 году. С тех пор Гамсутль окончательно осиротел.

Аул-призрак Гамсутль / Фото: Анастасия Состина

Мы карабкаемся по крутой тропе пешком, смотрим, как парят на уровне глаз орлы, делаем небольшой привал у родника в тени высоких деревьев. Издали село напоминает разорённый муравейник. Подходишь ближе и попадаешь на крутые узенькие улочки. Нужно быть очень внимательным, ведь все эти улочки оканчиваются пропастью.

Тихо идём по мёртвому селу, заглядываем в дома. Крапива по пояс, ромашки и деревья, пробившиеся к свету на том месте, где когда‑то был очаг. Идёшь по дорожке над обрывом, и от страха кружится голова. Вниз лучше не смотреть. Если свернуть от главной улочки Гамсутля направо, рано или поздно можно дойти до старого домика Абдулжалила.

Мы поднимаемся по осыпающейся каменной лестнице, заглядываем под низкие тёмные своды. По полу разбросаны вещи. Ржавый чайник, в котором кипятили воду, черепки красивой когда‑то керамической чашки, всевозможная утварь и старые ульи. Поднимаемся на крышу. Здесь Абдулжалил проводил большую часть времени – смотрел на горы, встречал гостей, читал.

У нас с собой бутылка дербентского вина, и мы решаем откупорить её и вспомнить преданного своему аулу аварца. Бутылка идёт по кругу, каждый думает о чём‑то своём. И вдруг слышим шаги на лестнице. Через несколько секунд на крыше оказывается семья аварцев с маленьким сыном.

В доме Абдулжалила / Фото: Анастасия Состина

Вежливо здороваемся, начинаем разговор. Оказывается, они прибыли из соседнего села Чох. А глава семьи прекрасно знал Абдулжалила и частенько ночевал в этом доме, слушая рассказы старого аварца под летним звёздным небом. И теперь иногда он приходит сюда вместе с женой и маленьким сыном Хабибом, чтобы вспомнить своего друга.

Вот так встреча! Будто ответил нам живым приветом из дальних миров старик Абдулжалил: спасибо, что вспомнили, спасибо, что не забываете. И от этой неожиданной встречи стало теплее на душе. Живёт призрачный Гамсутль, даже теперь живёт. И будет жить до тех пор, пока вспоминают случайные гости имя аварца Абдулжалила.

Долго ещё мы сидим на грубо обтёсанных брёвнах-скамьях у входа в аул, смотрим на горы, молчим и размышляем. Потом не спеша отправляемся вниз. Солнце повернуло на закат, и нам пора спешить. Для нас это последний день в Дагестане. К вечеру мы должны добраться до Махачкалы и улететь домой.

Путь до Махачкалы занимает около трёх часов. За окном темнеет, и становится немного грустно. Эти удивительные горы, гостеприимный народ и поразительная природа влюбляют в себя раз и навсегда. И ты понимаешь, что хочется задержаться среди всего этого подольше. Топтать горные тропы, останавливаться на ночлег в неприступных аулах, слушать, как весело спорят между собой аварцы и лакцы, и ощущать саму жизнь, которая здесь в каждом камне у дороги, каждом горном роднике и в каждом горячем сердце. Это же Дагестан!