Полароид древности. Как в Белгороде создают фото по технике позапрошлого столетия

Этап предварительный: познакомиться

Техника амбротипии – изображения на стекле – появилась в середине XIX века. Тогда она произвела настоящую революцию в мире фотографии: снимки по новой технологии выгодно отличались от существовавших до этого серебряных дагерротипов удобством и ценой (позволить себе серебряную пластину мог далеко не каждый, то ли дело стеклянная).

Наш проводник в мир фотографии позапрошлого столетия – белгородский фотохудожник Павел Титович. Он занимается фотографией около 15 лет, среди подвластных ему техник, кроме интересующей нас амбротипии, есть, например, цианотипия – ещё один способ печати родом из XIX века, отличающийся характерным голубым оттенком изображения.

«Когда я смотрю на цифровой отпечаток, он кажется слишком стерильным, мне в нём не хватает жизни. А когда фотографируешь на стекло, словно сжимаешь человеческий образ в этой пластинке. В чём ещё особенность этих снимков? С них невозможно сделать копию. Это изображение, которое будет существовать в единственном экземпляре», – рассказывает фотохудожник.

Этап первый: подготовить пространство

В центре студии – несколько больших ламп. Освещение очень важно: именно от него зависит, насколько длинной должна быть выдержка, а значит – получится ли итоговое изображение. Не зря раньше существовали специальные фотографические павильоны со стеклянными стенами и даже крышей: с ярким естественным светом процесс съёмки занимал намного меньше времени.

Сейчас лампы направлены в центр, на деревянный стул и высокое железное приспособление: палка, палка, полуобруч. Сразу решаю, что это какой‑то пыточный агрегат, но Павел быстро рассеивает мои иллюзии: таинственное устройство оказывается всего лишь фиксатором для головы. Зато со звучным немецким названием – копфгальтер. Он нужен, чтобы избежать случайных кивков во время съёмки.

«Хотя лёгкие движения я допускаю, – добавляет Павел, тщательно выстраивая фиксатор по высоте. – Они как будто придают жизни, с ними может получиться не просто выхваченный вспышкой застывший кадр».

Копфгальтер выглядит устрашающе / Фото: Наталья Малыхина

Таких копфгальтеров в студии два: один Павел сварил сам, другой сделал его знакомый кузнец. Полукружие обхватывает голову, словно печной ухват – чугунок. Со стороны кажется, что фиксатор едва касается человека, легонько задевает самыми краешками рожек. Но в чём тогда его смысл? Прошусь:

«Можно примерить?»

Сажусь – и чувствую, как железные дуги впиваются в затылок неожиданно крепко, не дают пошевелиться. Пыточное устройство оно и есть пыточное устройство.

И хорошо, что сидеть под его давлением нужно недолго. А каково было людям позапрошлого столетия, вынужденным ради дагерротипного снимка не шевелиться порой по 30 минут?

Этап второй: настроить модель

Сегодня в планах – обычный портрет. Павел объясняет: сейчас ему важна не композиционная задумка, а сам человек. Передать его внутреннее состояние, запечатлеть на стекле несколько секунд жизни.

«Люди часто говорят, что амбротип – это слайд. Такой древний полароид, в котором нельзя ничего отретушировать или подправить. Какой человек есть, такой и получается на стекле», – говорит фотограф, одновременно поправляя свет: тот должен быть направлен чётко на модель. Выступающий в этой роли Сергей уже занял своё место, голова – в цепких объятиях копфгальтера».

Фото: Наталья Малыхина

Павел заканчивает операцию по настройке света и подходит к фотоаппарату, я, как зачарованная, следом. Вижу: на стеклянном экране появилось изображение. Перевёрнутое! В голове сразу всплывает слово «хрусталик», и в ответ на мой немой вопрос фотограф подтверждает: камера работает так же, как человеческий глаз.

«По идее, сейчас надо накрыться чёрной тканью, – смеётся Павел. – Но я привык к тому, что и так вижу, поэтому обхожусь без неё».

Фотоаппарат Павел заказывал в Интернете: несмотря на солидный внешний вид, он относительно молод, 1974 года выпуска. Тогда, по словам фотографа, в такие аппараты вставляли плёнку и снимали на неё. Теперь вместо плёнки – стеклянная пластина. Я привычно ищу на аппарате хоть какую‑нибудь кнопочку, но безуспешно.

— А как запустить сам процесс съёмки?

— Крышку открыл, закрыл и всё. На стекло попадает только тот свет, который отражается от человека и проходит через линзу, – поясняет Павел, регулируя «гармошку» на фотоаппарате. Перевёрнутый Сергей на экране становится более чётким: фокус настроен, и Павел продолжает: – Некоторые спрашивают: а что там внутри, может, матрица какая‑нибудь цифровая стоит? Я покажу, что там на самом деле».

Экран, словно дверца, открывается, я заглядываю внутрь. А там – ничего! Тёмные гофрированные бока будто тяжело дышат, в центре круглая линза демонстрирует: увеличенный подбородок уставился в потолок. И ни одного механизма, который мог бы подвести в самый неподходящий момент – всё выглядит просто и надёжно. Настолько просто и надёжно, что даже подозрительно! Поэтому уточняю:

— А может что‑то пойти не так?

— Конечно. Это же живой процесс, не просто на кнопочку нажать, – разводит руками Павел. – Всё зависит от химии: можно три штуки сделать отлично, а четвёртая не получится. Предсказать невозможно.

Этап третий: химичить

Как раз химия – следующий шаг в создании амбротипа. Чтобы подготовить основу для снимка – стеклянную пластину, нужно полить её коллодием: это эфир, смешанный с целлюлозой.

«Раньше такой продавали в аптеках – он назывался жидкий лейкопластырь. Сейчас уже нет, приходится заказывать. Как и другие фотокомпоненты. В Белгороде ничего не достанешь», – сетует фотограф.

Для работы с химическими растворами необходимо облачиться в фартук из плотной ткани и перчатки. Пластинка уже наготове: прямоугольная, 2 мм толщиной. Если брать стекло тоньше, будет слишком хрупким, толще – тяжёлым и неудобным. На само изображение толщина пластинки не влияет.

«Сейчас почувствуете запах коллодия. Не переживайте, он не слишком противный», – обнадёживает Павел, откупоривая большую стеклянную бутылку. 

И правда: вскоре комнату заполняет сильный запах – мне он чем‑то напоминает йод.

Павел аккуратно наклоняет пластинку, чтобы коллодий равномерно распределился по всей её площади. Потом излишки отправляются обратно в бутылку, а само стекло – в серебряную ванночку, чтобы стать светочувствительным. Хотя этого мы не видим: насыщаться серебром пластина должна в полной темноте. Остаётся ждать.

Через четыре минуты резко пищит таймер, Павел уходит в темноту, возвращается, в руках – специальная кассета, в которой прячется стекло. Сейчас всё нужно делать быстро, пока пластинка ещё мокрая. Несколько движений – кассета в фотоаппарате, крышка открыта. Отсчёт пошёл, засекаем 15 секунд. В студии всё замирает, мы словно разом затаили дыхание. Ни слова, ни звука, ни вздоха. Кажется, проходит целая вечность, пока крышка не возвращается на место, а Павел не объявляет: всё!

Этап последний: восхищаться

Одновременно выдыхаем, и сразу же – новый вопрос: 

— А если держать крышку открытой дольше 15 секунд?

— Тогда проявлять буду меньше, – отвечает фотограф. – Нужно соблюдать баланс: здесь не пересветить, там не перепроявить.

Процесс проявления любопытным зрителям тоже недоступен: приходится лишь гадать, что сейчас происходит за закрытой дверью, сколько проявителя льётся на пластинку и получился ли снимок. Но Павел быстро выносит в студию неглубокий ящик. Благоговейно заглядываем внутрь: портрет получился! Вот ухо, нос, лоб. Только покрытые каким‑то мутным белым налётом. Откуда?

«Это коллодий. Сейчас мы польём пластинку фиксажем, и он исчезнет, – успокаивает Павел. – Растворимые соли вымоются, а останутся нерастворимые кристаллы серебра. Это и будет изображение».