Люди, рельсы, провода. Как белгородка путешествовала из Владивостока в Москву

По мосту спешат люди с сумками наперевес, стрекочут колёсики чемоданов, проводники проверяют билеты, а в тускло освещённых окнах вагонов видно, как первые пассажиры опускают полки. Всё как обычно. Разница только в том, что этот поезд будет в пути почти неделю.

Кто вокруг

Транссибирская магистраль, или Великий сибирский путь, – самая длинная железная дорога в мире. Путь от Москвы до Владивостока растянулся больше чем на 9 тыс. км: он соединяет Европу и Азию и проходит через 87 городов и 7 часовых поясов.

Я всегда мечтала проехать по этому маршруту. Представляла полное погружение в атмосферу поезда, красивые пейзажи за окном и бесконечные чаи в подстаканниках. И не верила, что когда‑нибудь такое случится взаправду. Но вот я здесь. Прощай, город на краю земли. Столица, я скоро! Довольная и счастливая, проваливаюсь в свой первый транссибирский сон. Просыпаюсь от резкой остановки. За окном – станция с загадочно-сказочным названием Бикин. Напротив – дама в возрасте.

«Я работаю в туристическом агентстве, вожу туристов в Китай: он от нас в 30 км всего. Вернее, возила. С февраля границы закрыли, сижу без работы. Раз можно никуда не спешить, решила добираться к брату в Новосибирск не на самолёте, как обычно, а на поезде, посмотреть на другие города хотя бы так».

Фото: Александра Токтарёва

Обитательница боковой полки тоже направляется в гости – в Иркутскую область. Мужчина из соседнего отсека выходит в Омске. Несколько парней спешат в Улан-Удэ работать вахтовым методом. Везут с собой громкий храп, два лопающихся чемодана и одну на троих кружку: стеклянную, с надписью «я здесь ради девушек». На одной из станций в поезд заваливается целая команда хоккеистов во главе с суровым тренером, и следующие несколько часов по вагону разносятся грозные оклики:

«Живо отложили свои дошираки, взяли книжки! Никакого Интернета, пока играть нормально не научитесь! Отбой в десять, проверю каждого!»

Под бдительным оком тренера ходить по струнке начинают не только его подопечные, но и обычные путешественники. Учимся перепрыгивать через торчащие в проходах клюшки и притворяемся, что нас тут нет.

Кажется, никто из пассажиров не собирается проделать весь путь целиком, от начала и до конца. Большинство используют поезд как транзит, едут несколько часов или несколько дней. Из пункта А в пункт Б. Я тоже сжульничаю: сделаю в Иркутске перерыв на несколько дней. А потом, с новыми силами, дальше.

Фото: Александра Токтарёва

Быт и сложности

Моё место – почти в самом конце вагона. Поэтому, когда иду за кипятком, подглядываю за остальными пассажирами. Двое мужчин, бородатые и носатые, играют в карты. Молодая семья: отец спит, сынишка сосредоточенно рисует фломастерами в большом блокноте, мама умилённо фотографирует эту картину. Напротив кто‑то громко включил стендапы, вызвал шквал недовольных замечаний и теперь роется в рюкзаке в поисках наушников. Несколько парней устроили настоящий пир: заварили по огромной коробке лапши, засыпали специями, сдобрили майонезом и кетчупом. Тут же на столе – рваный хлеб и порубленная на толстые круги колбаса, плавленые сырки и колючие огурцы. На боковушке кто‑то спит, укрывшись простынёй с головой: только пятки торчат. В самом первом купе, бережно сложив руки на коленях, глядит в окно аккуратная старушка: осанка идеально ровная, глаза самую капельку грустные.

Кажется, единственное отличие этого путешествия от поездок покороче – старания некоторых пассажиров добавить в пространство вокруг хоть чуть-чуть уюта. Для кого‑то это вязаные салфеточки на столе, для кого‑то смешные пушистые тапочки. В одном из отсеков я замечаю герань в горшке.

На моём столике поселились весёленькая ярко-жёлтая упаковка чая, коробка сахара-рафинада, пакет печенья, складные нож-ложка-вилка, фирменный эржэдэшный подстаканник, книжка и игрушечный динозавр, которого я случайно повстречала на набережной Владивостока, моментально влюбилась в него и забрала с собой. По вечерам я читаю под ночником, днём смотрю в окно – не надоедает. А основная мелодия дороги внезапно не классический шум поезда – тот идёт по рельсам практически неслышно, а ложечка, бьющаяся в стакане, словно выстукивающая какой‑то битловский мотив.

Фото: Александра Токтарёва

Пока шаманю над чаем, к нам заглядывает девочка в униформе и розовой маске, протирает окна и подлокотники. Отсек мгновенно заполняется стойким запахом антисептика. Следом проходит вторая проводница, вооружённая бесконтактным термометром. Запястье, писк, «спасибо, всё в порядке». Повторить.

Такой антиковидный ритуал проводится дважды в день. Я выделяюсь среди товарищей чересчур низкой температурой. Властительница термометра меня быстро запоминает и, в очередной раз увидев на экране цифры 35,2, только пожимает плечами:

«У вас как всегда».

Главная страшилка, которой меня пугали все кому не лень: «А представь, целую неделю не мыться!» – не сбывается. В поезде есть душ! Хотя работает он не совсем привычно: каждые десять секунд нужно давить на кнопку, запуская новый поток воды.

Сложнее всего без Сети: изредка удаётся поймать сигнал на станциях, но далеко не на всех. Да и остановки обычно короткие, по три-четыре минуты. Этого времени совершенно не хватает, чтобы ответить на накопившиеся сообщения, пролистать ленту друзей, выложить что‑то самой. Правда, есть Wi-Fi в поезде. Вводишь последние четыре цифры паспорта, номер вагона и места, радостно жмёшь «подключиться»… и оказываешься на сайте «Попутчик» РЖД. Десяток непонятных фильмов, несколько музыкальных альбомов и возможность заказать еду из вагона-ресторана. Большего местная Сеть предложить не в силах. Приходится смириться и ждать следующей крупной станции. Ну когда там Омск?

Фото: Александра Токтарёва

Из окна

Первые несколько дней постоянный вид из окна – сопки разной высоты и ширины. Во Владивостоке мне объяснили: горы более остроконечные, а сопки – с круглой макушечкой. Так и различай. В поезде находится ещё одна версия.

«Горы каменистые. А сопки земляные, мягкие, – со знанием дела покачивает головой соседка. – Кстати, видишь, они туманом покрыты? Это к плохой погоде».

И правда: вскоре начинается ливень. Капли медленно ползут по стеклу, и за дождевой пеленой не рассмотреть ничего дальше десятка метров. А потом в очередную сопку упирается радуга – яркая, все семь цветов, как в упаковке акварели. Скоро рядом рождается ещё одна – не такая насыщенная, но ровная, полукружная. И нависают они над умытыми осенней водой жёлтыми берёзами. Как картина для сочинения в пятом классе. Что хотел сказать художник?

Первая долгая остановка – в Хабаровске. Через серую вокзальную площадь спускаюсь в длинный сквер, изрезанный трамвайными рельсами, точно кружевами. Плоскомордый трамвай гудит, проезжая прямо передо мной, люди торопливо перебегают на остановку, коляски и чемоданы подскакивают на бугорках рельсов.

Фото: Александра Токтарёва

«Ну что, посмотрела на памятник Хабарову? – встречают меня соседки по купе. Дождавшись кивка, лукаво уточняют: – Тогда скажи, в какой руке он держит шапку: в левой или правой?»

Я растерянно молчу. А тётушки, глядя на меня, ухохатываются. Ищу снимки, чтобы проверить, – шапка оказывается и вовсе на голове. Ненавижу вопросы с подвохом!

Время от времени станции встречают румяными женщинами, укутанными в безразмерные узорные платки. Они едва дают спуститься на платформу и, пока пассажиры жадно закуривают, набрасываются на них, словно бешеные пчёлы. Одна потрясывает связкой рыбы, другая протягивает тарелку варёной картошки, третья демонстрирует огромные ушанки. Вокруг вьются лохматые собаки, поджав уши, работают хвостом, как пропеллером. На вторые сутки пути я поддаюсь всеобщему безумию и покупаю у добродушной бабульки странную смоляную палочку.

«Это настоящая байкальская жвачка! – просвещает та меня. – Очень полезная, очень хорошая, свежайшая. Может, возьмёшь побольше? Где потом ещё такую найдёшь?!»

Настоящая байкальская жвачка скромно плещется в пакете, наполовину заполненном водой. Я вместо ответа отступаю назад, наблюдаю, как дама из соседнего вагона со знанием дела выторговывает у собеседницы сразу 25 смолок, и осторожно откусываю свою. Ощущения странные: горькая, липнет к зубам.

Фото: Александра Токтарёва

В Улан-Удэ везёт больше: сначала в маленьком магазинчике на перроне я запасаюсь тёплыми носками с оленями – смешными, грязно-голубого цвета. Иду по перрону и читаю вывески: сувениры, продукты, снова сувениры… Буузы. Горячие! Я про них слышала – традиционное бурятское блюдо, популярное на Байкале, с виду похожее на хинкали. Надо брать.

Буузы оказываются сочными, и вскоре все мои пальцы измазаны мясным соком. Мысленно посвящаю этот праздник живота успешному завершению первой половины пути. Через пять часов – моя станция, Иркутск.

Сквозь время

Поезд проезжает мимо Байкала в час ночи. Из окна всё одинаково чёрно, и я радуюсь, что запланировала здесь остановку, а не понадеялась на расписание и проходящий мимо маршрут. Соседка вспоминает:

«В моей молодости поезд здесь останавливался почти на час, и мы успевали сбегать к Байкалу. Парни окунались с головой. Для нас, девчонок, вода была холодная, так что просто умывались. А потом обратно, в поезд, и дальше едем на практику.

Фото: личный архив
Байкал, мон амур. Почему самое глубокое озеро планеты глубоко западает и в душу

Я вспоминаю её слова через пару дней. Зачёрпываю ладонью ледяную воду самого глубокого в мире озера и смеюсь от счастья. Натягиваю пониже шапку и шагаю вдоль берега. Вечером, перед моим отъездом, в Иркутске начинается снег. Он валит и валит, не переставая. Тяжело сгибает ветви деревьев, заносит стёкла машин, блестит в свете фонарей. А из Белгорода пишут: «У нас +25˚, я в платье гуляю».

В этот раз мне достаётся боковушка. Коротка даже для моих 167 см роста. Под утро я изловчилась изогнуться креветкой, впечататься в стену, покорить пространство полки. Первое время неудобно, но я быстро привыкаю, и к концу пути боковушка как родная. В конце концов мы столько времени провели вместе. И даже сменили бок о бок целых пять часовых поясов.

Хотя происходило это почти незаметно. Я вспоминаю, что путешествую во времени, лишь однажды – когда расписание остановок выдаёт: станция в 14:53, следующая – в 15:20, а потом… снова в 14:51! А ещё когда обнаруживаю, что сутки тянутся не 24 часа, а все 25.

Фото: Александра Токтарёва