Памятник, восставший из руин. Куда водрузили красное знамя в освобождённом Белгороде

Возрождая страну

На протяжении всей индустриальной эпохи энергетика была локомотивом развития промышленности и всей экономики. В 1920 году советское правительство приняло план государственной электрификации России (ГОЭЛРО). Благодаря этому Белгород стал промышленным, а затем и областным центром.

План ГОЭЛРО предусматривал развитие не только энергетики, но и всего народного хозяйства. Приступая к его выполнению, в России выделили восемь основных экономических районов вроде нынешних федеральных округов. Наметили строительство в них 30 крупных электростанций, в том числе в будущей Белгородской области.

Новая электростанция в Белгороде была нужна, как сказано в плане, «для обеспечения электроэнергией железнодорожной линии Малоархангельск – Купянск» (города соответственно в Орловской и Харьковской областях).

Электричество в те годы горожанам было незнакомо. Они видели лишь керосиновые фонари на нескольких центральных улицах. На мелких кустарных предприятиях Белгорода преобладал ручной труд, в электроэнергии там не нуждались.

Первая лампочка Ильича в Белгороде появилась благодаря железнодорожникам. В 1923 году для освещения вокзала и подачи энергии на железную дорогу поставили электростанцию с нефтяным двигателем мощностью 50 лошадиных сил.

Энергомощностей требовалось всё больше, и спустя девять лет в наркомате путей сообщения решили построить в Белгороде центральную электростанцию (ЦЭС).

Да будет свет! Как в Белгородскую область пришло электричество

«В болотном месиве»

Новую электростанцию начали строить в 1934 году в пойме Северского Донца, на правом его берегу, в районе железнодорожного моста. На ней работали мужчины из окрестных сёл и деревень.

Начальником на стройке стал инженер Фёдор Баканов, мастером – техник Тихон Пенский. В машинном зале предполагалось забить под фундамент каждого из трёх турбогенераторов по 12 железобетонных свай диаметром по полметра. Глубина отдельных свай доходила до 22 м. Под здание котельной и фундаменты котлов заложили сплошную плиту из железобетона толщиной порядка 1,5 м.

Строительной техники не было – всё таскали вручную. В холода грелись и подогревали бетон паром от подогнанного паровоза.

«В болотном месиве, без механизмов и приспособлений, с одними лишь лопатами, вёдрами да тачками день и ночь самоотверженно трудились более 2 тыс. энтузиастов. По колено, а то и по пояс в воде работали бригады: рыли вручную канал, углубляли до четырёхметровой отметки котлован. Увязая в торфяной жиже, прокладывали железнодорожный путь к самому дну реки, чтобы пустить паровоз с платформой, и с его помощью, а не бечевой, по‑бурлацки, тянуть тяжёлые шандоры (гидротехническое оборудование – прим. авт.)», – писала в те дни областная газета.

Так к 1937 году выросли здания распределительного устройства, машинный и котельный залы, бытовки. Но грянул гром: несмотря на то что дело двигалось успешно, профильный наркомат в рамках нового веяния – борьбы с «гигантоманией» – решил законсервировать строительство.

Котельная. Фото 1960-х годов

И нарком согласился

Железнодорожники и коллектив действующей электростанции пришли в смятение. Нужны были срочные меры. Выступить против воли Москвы, с риском навлечь на себя гнев, решился Михаил Акакиевич Орёл – впоследствии начальник и директор БТЭЦ. Это по‑настоящему культовая фигура для белгородских энергетиков и по сей день.

Он написал наркому путей сообщения. В письме обосновал необходимость пересмотреть решение о прекращении строительства, возобновить его и более того – ускорить. Доказал необходимость создания на территории региона надёжной энергетической базы.

И нарком согласился. Весь 1938 год работали монтажники и будущие эксплуатационники. В ноябре первый свет появился на улицах и в 1 750 домах белгородцев.

В мае 1939-го ввели вторую очередь Белгородской ЦЭС. Мощность станции выросла до 5,1 тыс. кВт, но использовали только 1,2 тыс. Недоиспользованные мощности ЦЭС стали стимулом для строительства в Белгороде котельного завода, будущего градообразующего гиганта – «Энергомаша».

Первый директор ЦЭС Михаил Орёл

Взорвать и вывезти

В сентябре 1941 года основное оборудование и обслуживающий персонал ЦЭС эвакуировали на Урал. 24 октября город оставили и красноармейцы. Здание главного корпуса (машинный зал, котельная), фундамент под первый турбогенератор и вспомогательные сооружения советские войска при отступлении взорвали. Город оккупировали гитлеровцы. Жителей угоняли и казнили. Есть сведения, что и среди обугленных стен ЦЭС звучали залпы расстрелов.

Но 4 августа 1943-го советские войска форсировали Северский Донец. Для поднятия боевого духа командование приказало: поднять красное знамя над одной из самых высоких точек Белгорода. Ею было как раз здание электростанции. Прорвавшись через оцепление немцев, боевое задание выполнил старший телефонист 141-й гвардейской отдельной роты связи гвардии ефрейтор Егор Мощенков.

Красное знамя на здании электростанции (в наши дни) / Фото: Павел Колядин

На трудовом фронте

Взяв Белгород, красноармейцы продолжили свой путь по боевым фронтам. Жителям города остался мирный фронт – трудовой. Они стали восстанавливать ЦЭС. Как и послевоенная Россия в 1920 году, так и освобождённый Белгород в 1943-м нуждался первым делом в электричестве.

Михаил Орёл был по факту не только директором станции, но и главным инженером, прорабом, снабженцем. А его помощники – 17-летние мальчишки и девчонки плюс да несколько взрослых рабочих. Орёл был и комендантом общежития. Из‑за возраста работников в шутку называл его детсадом.

Валентина Шесточенко в то время была подростком, проработала на станции 38 лет.

«20 ноября 1944 года пришла я на работу и вижу: всё разрушено, ни окон, ни дверей, пол лежит наискосок, – вспоминала она на 70-летнем юбилее ТЭЦ. – Мусор мы собирали носилками, выбирали из него ржавые, но целые болты и гайки, отмачивали их в керосине и прогоняли на верстаке. Нам с подругами было по 15 лет. Трудовая смена – 8 часов в день, у взрослых – 12. И каждый день поезд привозил нас из деревни в 7 утра, а обратно в 9 вечера возвращались на товарняке. Восстанавливали турбину, роликовую угольную эстакаду, на плечах носили тяжёлые ролики. Зимой цех обогревался огнём в единственной бочке. Но весь коллектив жил одной целью – запустить ЦЭС».

Валентина Алексеевна до сих пор с теплотой вспоминает бригадира Максима Петровича Новикова, мастера Фёдора Журбу и первого директора Михаила Акакиевича.

Евгений Адонин, Валентина Шесточенко и Николай Тристан в 2008 году

Плечом к плечу с Валентиной Алексеевной работал Евгений Адонин.

«Начинал я в 1944-м электромонтёром. Мы трудились без отпусков, с единственным выходным в неделю. Из‑за небольшого роста мы не доставали до тисков на верстаках – нам делали специальные подставки. Не хватало материалов, мы выворачивали болты из разбитых танков на местах боёв в округе. Котельная была на угле, от этого жуткая загазованность, но никто не роптал – шла война. В 1948 году мне, одному из немногих, вручили медаль «За добросовестный труд». Было неловко, когда я её получал, ведь все мы трудились одинаково», – признавался Евгений Герасимович.

Так выглядит корпус ТЭЦ сегодня / Фото: Павел Колядин

На месяц раньше срока

К зиме 1943 года ввели в эксплуатацию паровую турбину мощностью 250 кВт и нефтяной агрегат мощностью 75 кВт. На городских улицах стали появляться огни. А над руинами самой станции висел лозунг: «Пусть наша ЦЭС станет достойным памятником погибшим в войне сынам Отчизны!»

Строили главный, котлотурбинный цех, где вырабатывалось тепло и электричество. Одновременно с ним сооружали электрический, химический цеха, цех тепловой автоматики и измерений.

Фото: предоставлено ГУ Банка России по ЦФО
Цена Победы. Какой была военная экономика

Из уральского Кургана на ЦЭС вернулись турбогенератор, котлоагрегат, часть электрооборудования. Некоторые агрегаты потеряли при эвакуации, их пришлось занимать на электростанции в Харькове. Взамен одного из утерянных котлов наркомат путей сообщения выделил паровозный. Раму фундамента сделали из балок, которые немцы использовали при восстановлении мостов на перегоне Белгород – Харьков.

Люди, несмотря на трудности, рабочими местами дорожили: всё‑таки продуктовый паёк и какая-никакая зарплата – порядка 300 рублей в месяц (в то время хлеб на рынке стоил 100 рублей – прим. авт.).

56 лет 3 месяца и 25 дней проработал на ЦЭС и ТЭЦ Николай Тристан. На пенсию он ушёл в 2000 году.

«Два дня запомнились мне из трудовой жизни, – рассказывал Николай Иосифович. – Первый – когда я поступил на работу 13 декабря 1944 года 15-летним мальчишкой. В электроцеху нас работало 42 человека, многие не старше меня. Вручную разгружали составы с оборудованием и материалами, сами делали капитальный ремонт. О монтажниках, сдающих объекты под ключ, даже не мечтали. Тяжести возили на катках, поднимали ручными лебёдками. Ротор генератора весил 15 тонн, это не шутка. Помню, паёк получали – 800 граммов хлеба. Тогда ещё при станции работало подсобное хозяйство, давало нам овощи».

Второй торжественный день – 17 октября 1945 года, запуск первой турбины на месяц раньше срока.

«Вспыхнут электрические лампочки и в пригородных сёлах, – предвкушала в те дни «Белгородская правда». – Это будет настоящим триумфом в жизни белгородцев, это будет новый вклад в дело укрепления экономического могущества нашей любимой Родины».