Сокровище за колючей проволокой

С момента постройки в 1762 году и вплоть до последнего времени двухэтажное строение в районе центрального рынка служило для содержания подозреваемых и преступников.

Уездный тюремный замок

Первый корпус тюрьмы, который сохранился до наших дней за высокими стенами и колючей проволокой по адресу Белгородский проспект, 104в, появился в 1762 году, когда на престол Российской империи взошла Екатерина II.

До середины XIX века учреждение называлось Белгородской уездной тюрьмой Курской губернии, затем – Белгородским уездным тюремным замком. Но заключённые не всегда занимали это здание: их содержали в арестных домах, приспособленных для этой цели земством. В 1880–1890-е годы здесь находилась пересылочная тюрьма. Статистические отчёты за 1903 год говорят, что в ней содержали 440 арестантов обоего пола.

У пресс-службы областного управления Федеральной службы исполнения наказаний сохранилась справка, подготовленная краеведом Александром Крупенковым, о том, как жила тюрьма в 1910 году:

«Камеры были постоянно заперты, а арестанты распределены так, чтобы рецидивисты по возможности содержались отдельно от поступающих в первый раз. За нарушение дисциплины и разные мелкие проступки подвергались дисциплинарным взысканиям: выговору и заключению в карцер. Телесному наказанию в 1910 году никто не подвергался.

Арестанты тюрьмы были заняты внутренними и внешними работами. На внешних работах они занимались очисткой площадей, улиц, дворов, переноской тяжестей, земляными работами, ремонтными работами на южной железной дороге в слободе Наумовка. На такие работы высылались арестанты лучшего поведения».

Большое значение для перевоспитания заключённых имела религия. Они участвовали в богослужениях по воскресным дням, а перед большими праздниками выстаивали всенощную и литургию. Со словами назидания к ним обращался священник. По окончании службы все камеры обходил начальник тюрьмы: спрашивал у арестантов, что им нужно, делал внушения провинившимся за неделю, а трудолюбивых ставил в пример другим. За хорошее поведение и старательную работу освобождали досрочно.

В годы Гражданской войны в белгородской тюрьме последовательно содержались белгородцы, пострадавшие от немецко-гайдамацкой оккупации, красного и белого терроров. Многие из них были расстреляны прямо во дворе тюрьмы. Фактически это единственное место в городе, которое является памятником всем жертвам Гражданской войны вне зависимости от их политических предпочтений. Другого такого места просто нет, рассказывает директор Государственного архива Белгородской области Павел Субботин, который нашёл несколько интересных биографий арестантов.

Мокрые стены

Георгий Тахтамышев родился в Белгороде 18 апреля 1874 года в семье дорожного мастера. Учился в Белгородской классической гимназии, Петербургском университете и Институте инженеров путей сообщения императора Александра I.

С весны 1903 года работал помощником начальника участка службы пути на станции Славянск Курско-Харьковско-Севастопольской железной дороги.

В конце 1905 года сразу в двух городах – Белгороде и Славянске – на Г. С. Тахтамышева были заведены дела по подстрекательству в забастовке... Интрига развивалась на фоне конфронтации двух жандармских ротмистров, которые вели дела. Расторопнее оказался ротмистр Дацевич, и Георгий Степанович был помещён в одиночную камеру белгородской тюрьмы, пишет его внучка Наталья Тахтамышева в своём генеалогическом исследовании.

Через месяц железнодорожника отпустили под залог. На это повлияла в том числе и шумиха, которую в Белгороде подняли его мать и крёстный отец: их возмущал и арест, и содержание в тюрьме – по стенам камеры, как они рассказывали, текла вода. Под угрозой трёхлетней ссылки выпущенный Тахтамышев бежал.

За границей инженер сделал прекрасную карьеру, проектируя мосты и даже управляя частным заводом, но в 1917 году вернулся на родину, где произошла Февральская революция. Здесь он исполнял обязанности управляющего министерством путей сообщения, а в предполагаемом правительстве Корнилова его хотели сделать министром. Впоследствии несколько раз занимал руководящие посты, входил в Совет Днепростроя. Но в 1929 году Георгия арестовали, а в 1930 году расстреляли, похоронив в общей могиле на Ваганьковском кладбище в Москве.

«Как на даче»

Валентин Кангелари родился в Керчи в 1884 году, детство провёл в Белгороде, учился в Харькове, но за участие в забастовке и демонстрациях против объявления Русско-японской войны в 1904 году его исключили из университета и выслали из города. 

Тогда он, как писала участница революционного движения Елена Славутинская, вернулся домой.

Далее в книге «Белгород в воспоминаниях белгородцев», собранной Александром Крупенковым, рассказывается, что Гусь хотел рассказать полиции, что произошла ошибка, но друзья его отговорили, чтобы в итоге не пострадали оба. Через некоторое время дело Кангелари назначили к слушанию в Харькове, затем отложили, и только в 1907 году завершили уже в Курске, приговорив Валентина к году крепости:

Затем Валентин как военный врач участвовал в Первой мировой и Гражданской войне, а в мирное время занимал руководящие посты в армии, был начальником Военно-медицинской академии и первым заместителем наркома здравоохранения РСФСР. Пика его карьера достигла в 1934–1937 годы – он стал главным санитарным врачом РСФСР. 17 июня 1937 года Кангелари репрессировали, а в 26 ноября расстреляли. Похоронен на Донском кладбище в Москве. 15 сентября 1956 г. Валентина Кангелари посмертно реабилитировали.

Принудительное безделье

Сергей Пушкарёв родился в Казацкой слободе Старооскольского уезда Курской губернии 26 июля 1888 года. Окончил Курскую гимназию, учился в Харьковском императорском университете, где и увлёкся марксизмом.

Когда полиция весной 1909 года арестовала нескольких членов партийной организации, Пушкарёв с двоюродным братом Николаем Поповым «решили сматываться из Харькова» – так Сергей перевёлся в Киевский университет св. Владимира, а Николай – в императорский Московский университет.

На рождественских каникулах в 1910 году Попов отправил в поместье Пушкарёвых в Прохоровке посылку – 200 номеров газеты «Правда» Троцкого для передачи в Киев. Сергей попросил адресовать пакет на имя родного брата (тоже Николая), который политически был абсолютно благонадёжен. 10 января в дом пришли с обыском и арестовали Николая за то, что на почте нашли злополучную посылку.

Тут я, как говорится, света Божьего не взвидел, вспоминал Сергей Германович.

Пушкарёв бросился выручать родного брата. На железнодорожной станции в Прохоровке он перехватил ротмистра Юдичева и жандармов и объяснил, что это его пакет. Так Николай отправился домой, а Сергей – в Белгород. Целая глава в его книге «Воспоминания историка» посвящена аресту. Вот некоторые выдержки:

В конце февраля Пушкарёва перевезли в Курск, а в марте отпустили в Прохоровку под гласный надзор полиции. Впоследствии Сергей Германович выезжал из страны и возвращался обратно, участвовал в Первой мировой, революции 1917 года и Гражданской войне, а в 1919 году навсегда покинул родину. Миру он известен как выдающийся историк русского зарубежья, научный сотрудник Чешской академии наук, преподаватель Йельского университета, составитель «Хрестоматии историков по русской истории» вместе с Георгием Вернадским, Ральфом Фишером, Аланом Фергюссоном и Андреем Лосским. Дожил до 95 лет и умер в Париже.

Истинно святое место

Когда власть сменилась, в тюрьму стали попадать уже не сторонники, а противники революции. Здесь уместно рассказать о белгородском епископе Никодиме, в миру – Александре Михайловиче Кононове. Он родился в 1871 году в семье священника-миссионера за Полярным кругом. В конце XIX века окончил Архангельскую духовную семинарию и Санкт-Петербургскую духовную академию, исследуя историю православия на севере. Но полностью погрузиться в науку он не мог: его назначали и смотрителем Александро-Невского духовного училища в Санкт-Петербурге, и ректором Калужской, а затем Олонецкой духовной семинарии, он занимался просветительством среди карел и финнов.

В конце 1913 года Никодим стал белгородским епископом. В первую очередь на него легли хлопоты по организации праздника в честь обретения мощей святителя Иоасафа, который посетила и царская семья. Епископ составил молитвы в честь святителя, собрал массу документов о его жизни, участвовал в воссоздании его покоев, основав таким образом первый в Белгороде музей.

Он водил экскурсии по памятным местам, раздавал просветительскую литературу и превратил Свято-Троицкий мужской монастырь в благотворительный и миссионерский центр. С началом Первой мировой войны лично посещал раненых, укреплял словом, раздавал подарки, организовал через духовенство помощь семьям погибших. Открыл лазарет в монастыре, а пожертвования и подарки, полученные от прихожан ещё на торжестве в честь Иоасафа, передал в фонды Красного Креста и других организаций.

После революции 1917 года архиерей публично осуждал учинённые революционерами в Белгороде грабежи и насилие и попал в поле зрения новой власти. Его арестовали, а на Рождество 1919 года расстреляли во дворе белгородской тюрьмы. Горожане впоследствии нашли и перезахоронили его тело.

В 2000 году РПЦ канонизировала Никодима в лике священномученников, а в 2012-м при строительстве здания белгородской епархии рабочие наткнулись на склеп, в котором специалисты обнаружили останки епископа.

В древности христианские богослужения проводились на гробах мучеников, а затем это переросло в строительство храмов, в которые приносится частица мощей. По этому признаку место [где находится изолятор] уже безусловно свято, так как здесь пролилась кровь тех, кто отдал жизнь за веру. Даже с точки зрения нравственной, а не религиозной, когда прерывается жизнь человека и потом доказывается, что это было напрасно, чьей-то там волей, то мы должны помнить об этом, чтобы это не повторялось. И знать, что действующие режимы могут приводить к смертным случаям, оправданным каким-то героизмом, патриотизмом... Потом говорят: «Это не героизм был, это было предательство!» – в условиях другой политической системы. А жизнь-то человеческая погублена! И мы должны знать этих людей, знать, за что они погибли. Это урок будущим поколениям. А для нас, людей православных, важно, чтобы на этом месте было оформлено соответствующее пространство, где можно было бы молиться о мучениках, рассказал «БелПрессе» протоиерей Олег Кобец, настоятель Преображенского кафедрального собора и член областной Общественной палаты.

Весной протоиерей составил письмо, в котором попросил митрополита Иоанна посодействовать в сохранении исторического здания. Бумагу подписали представители городской интеллигенции. На запрос о том, что в дальнейшем произошло с письмом, «БелПрессе» сообщили, что проблему собираются вынести на обсуждение епархиального совета.

Объект культурного наследия

Тюрьму ликвидировали в 1917 году с началом революции, но уже в 1918-м восстановили на прежнем месте. С тех пор учреждение несколько раз меняло название, а с 1964 года стало следственным изолятором № 1.

В феврале 2011-го двухэтажное здание на его территории внесли в список выявленных объектов культурного наследия – это записано в приказе областного управления культуры. Это значит, что его нельзя снести или даже реконструировать без согласия компетентных органов. За тем, чтобы с постройкой ничего не случилось, могут следить все неравнодушные.

По списку выявленных объектов плановые проверки [насколько хорошо содержится здание] не проводятся, но можно инициировать частную. Основанием является письменное обращение любого горожанина в управление культуры. Проверка идёт в течение 30 дней, но перед этим обязательно согласуется с прокуратурой. Если речь не идёт о сохранении жизни и здоровья граждан, прокуратура неохотно проверяет историческое здание, которым владеет третья сторона. Поэтому нужно прикладывать как можно больше материалов с места событий: фотографий, например, и сведений об исторической ценности объекта, рассказали «БелПрессе» специалисты управления культуры.

Чтобы окончательно подтвердить или опровергнуть статус постройки как памятника истории, требуется экспертиза. Её в нашем регионе могут провести всего два специалиста. Один из них рассказал «БелПрессе», что работа может стоить около 30 тыс. рублей, но конкретную цену назвать невозможно: всё зависит от деталей, прописанных в договоре.

Заказать экспертизу могут федеральные, региональные или муниципальные органы охраны объектов культурного наследия, заинтересованное юридическое лицо или любой горожанин, оплатив работы из своего кармана, – это предусмотрено ст. 16.1 Федерального закона № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия».

В январе 2014 года начальник УФСИН по Белгородской области Игорь Видашев заявил, что всех, кто находился в изоляторе № 1, отправили в СИЗО № 3 на Волчанской улице, а территорию могут ждать два сценария: либо её выкупят под какие-то цели инвесторы, либо здесь обустроится УФСИН. На запрос редакции о том, что происходит полтора года спустя и можно ли журналистам и фотографу посетить историческое место, ведомство ответило сухо:

В связи с тем, что в настоящее время на территории бывшего изолятора ведутся строительные работы по его демонтажу, проведение фотосъёмки не представляется возможным.

Полигон больших надежд

«Это общий памятник всем пострадавшим в годы Гражданской войны, прямо связанный с белгородскими новомучениками ХХ века, с героизмом белгородцев в годы Великой Отечественной войны. Это одно сплошное мемориальное место, пропитанное 250-летней историей города. Его утрата станет крупнейшей историко-архитектурной и духовно-исторической потерей Белгорода в мирное время и настоящей катастрофой для всех тех, кому дорог город и память о его прошлом. Здание, конечно же, должно жить. Как наполнить его новой жизнью, что в нём разместить – это уже дело специалистов. В подобных местах открывают музеи и галереи, бизнес-инкубаторы, тематические гостиницы – да мало ли что! Но сберечь исторический памятник – наш долг», – считает Павел Субботин.

Пока с судьбой объекта ничего не ясно, «БелПресса» попросила архитекторов оценить предложения по реконструкции изолятора. Специалист одной из городских проектных организаций объяснил, что идея с оборудованием музея наиболее жизнеспособна: