Сын Маглага
«Если бы не было политических репрессий, то и меня, наверное, на белом свете не было бы. Сын репрессированных родителей, я родился в Маглаге (Магаданский исправительно-трудовой лагерь – прим. ред.), – рассказывает Юрий Погорелов. – Мой отец чудом избежал призыва на прииски и попал на лёгкий труд в свиносовхозе. Его работа была связана с обслуживанием лошадки, на которой развозили корма. Там он познакомился с моей мамой, которая была свинаркой».
До войны его мама Любовь Аркадьевна счастливо жила в Москве с мужем и тремя детьми. Однажды в дом забрела цыганка, предложившая погадать.
«Сейчас ты хорошо живёшь, но скоро это кончится. Никого у тебя не будет. Будешь одна. Но через время встретишь хорошего человека, с которым создашь семью на всю жизнь», – предсказала она женщине.
Муж Любови Аркадьевны, рассердившись, тут же выгнал цыганку. Но женщина хорошо запомнила её слова.
В первый же год войны погибли и супруг, и дети. Жить одной в опустевшей квартире стало невыносимо. Не получив увольнения, женщина самовольно ушла с работы и уехала в Саратовскую область. Однако через полгода совершила оплошность – написала соседке в Москву. За этим письмом последовал арест. Её как нарушившую указ о запрете на самовольный уход с работы осудили и отправили в Магадан. Везли северным путём через Ледовитый океан. Много там женщин погибло, многие были выброшены за борт, потому что наряду с политическими заключёнными были там и уголовницы, которые забирали чужие вещи.
Фото Анны Кущенко
Отец Юрия Сергеевича был сельским учителем. Однажды в дом пришли два военных. Его забрали, не предъявляя никаких обвинений. Когда повезли в тюрьму, вспоминал он, в голове вертелась мысль: «Как же там без меня будет моя школа?» В тюрьме его заставляли подписать придуманные следователем небылицы. После семи месяцев издевательств сил уже не осталось. Он подписал и отправился в лагерь.
«Мать заметила исхудалый вид отца и начала потихоньку подкармливать его. Так они и познакомились, – рассказывает Юрий Сергеевич. – А вскоре отец пошёл на повышение. Каждый раз, приезжая с очередного рейса, он снимал с себя тулуп, накрывал вспотевшую лошадку, чтобы она не переохладилась, а сам заходил в помещение. Однажды свиносовхоз посетил генерал НКВД Иван Никишов. Увидев эту картину, спросил: кто возчик? К нему притащили перепуганного отца: встреча с генералом НКВД ничего хорошего не сулила. Но тот назначил его главным зоотехником. А когда у матери кончился срок, она не уехала, потому что уже была беременна моей сестрой. Им выделили комнатку. А через два года появился я».
Вскоре семья получила дом. А в 1953-м, после смерти Сталина, начались изменения.
«В 1957 году в начале марта мы пошли с отцом в его конторку. Был воскресный день. Помню, я заметил, что принесли журнал «Мурзилка», а отец обратил внимание на конверт из серой бумаги с сургучной печатью. Как‑то странно он себя повёл, задрожал и раскрыл его ослабевшими руками. Стал читать. И написанное так его поразило, что он начал плясать, приговаривая: «Юра, я свободен! Я невиновен!» Пришло решение о его реабилитации. Мы пошли домой. И он начал с мамой кружить по квартире. Потом пришли поздравлять друзья и начальник», – вспоминает Юрий Сергеевич.
Семья стала готовиться к переезду. На гражданские самолёты билетов не было. Спасла картошка. Отец разводил её и даже однажды получил на выставке в Магадане приз, вырастив клубень весом 1,4 кг. Мешок картошки отдали военным лётчикам, и семья полетела в Комсомольск-на-Амуре на «Дугласе». Оттуда – в Хабаровск.
А потом десять суток на поезде в Москву.
«Отец был весел, закупил на весь вагон пакеты с луком», – с улыбкой вспоминает Юрий Сергеевич. – Приехали в Корочу. А потом отправились в Воронежскую область, там где его когда‑то арестовали. «Я хочу, чтобы все знали, что я ни в чём не виноват», – сказал отец».
Так для семьи началась новая жизнь.
Плакать не будем, будем трудиться
Валентина Белова родилась в 1926 году в Польше, ходила в польскую школу. Два её брата учились в гимназиях Вильно и Варшавы. Отец был псаломщиком. Все члены дружной семьи любили петь, играли на скрипке, гитаре, мандолине, балалайке. Они ещё не представляли тех испытаний, которые ждали их впереди.
Фото Анны Кущенко
В 1939 году немцы стали бомбить Польшу. Глава семьи нанял подводы, отправил жену с детьми в белорусское село. Вскоре его арестовали.
«Мы в слёзы. А мама говорит: «Дети, плакать не будем. Будем трудиться и молиться». Дали папе 58-ю статью без права переписки. От большого церковного дома нам оставили только комнату и кухню, в остальных поселились политрук, капитан. Мама молчала и терпела. Угождала жильцам. Старший брат сел на велосипед и уехал в неизвестность, чтобы не арестовали и его. В 1940-м нам сказали, что мы в списках на выселение. Политрук посоветовал: «Молча уезжайте, и забудут о вас». Мама напекла хлеба, дала каждому буханку, а ещё сала и иконку. И ночью мы пошли на другую станцию, 18 км лесом. Морозы были сильные, снега много», – вспоминает Валентина Васильевна.
Сели на поезд. А куда ехать? Отправились к дедушке. Мать Валентины Васильевны пошла работать в поле, а её взяли в контору учеником счетовода. С началом Великой Отечественной войны братья ушли в партизаны.
«Мы не знали, где отец. Тяжело было. Но мама говорила: «Детки, всё хорошо будет». Не вселяли в нас злобу. Не сеяли отвращение. Только добро», – отметила Валентина Васильевна.
В мае 1945-го отец вернулся из тюрьмы.
«Спрашиваем: «Папочка, вас там били?» А он отвечает: «Об этом не спрашивают, дети». Помолчал немного и сказал: «Живите скромно, работайте честно, уважайте начальство, и всё будет хорошо». После возвращения он стал священником».
Хранители памяти
О жизни председателя Белгородского отделения объединения инвалидов и пенсионеров – жертв политических репрессий Зинаиды Лобановой можно написать целую книгу. И книга эта будет трагической.
«Мне не было тогда и семи лет… В четыре утра раздался стук в дверь. Вывели всю семью», – вспоминает Зинаида Алексеевна.
Фото Анны Кущенко
Отец Алексей Феодори был уважаемым в Крыму человеком и происходил из греческого рода, поэтому семья попала под зачистку по национальному признаку.
Московские камеры, депортация в Башкирию, побег без документов, задержание, пересылочная тюрьма и опять в бараки Башкирии, и опять побег… Уму непостижимо, что пришлось пережить юной Зинаиде. И сколько потом пришлось добиваться справки о реабилитации.
В 1991 году, когда была создана областная организация жертв политических репрессий, Зинаида Алексеевна стала её членом, а в 1995-м возглавила городское отделение, которое поначалу включало 120 человек. Организацию узнали, начали приходить люди, и скоро она уже насчитывала 670 человек. Сейчас в живых из них остались только 249.
«Это неординарные люди со сложными судьбами. К каждому нужен свой подход», – отмечает Зинаида Алексеевна.
Из 13 льгот, которые были у данной категории населения в девяностые, остались только бесплатная установка домашнего телефона и оплата проезда по железной дороге раз в год. Сейчас у объединения есть помещение на ул. Привольной. Но добираться туда неудобно да и пользоваться им в любое время тоже нет возможности. Но люди не унывают.
«После выхода Федерального закона № 122 о монетизации льгот государство бросило репрессированных на регионы. И тогда мы оказались неброшенными благодаря молитвам митрополита Иоанна, помощи губернатора Евгения Савченко, председателя Думы Василия Потрясаева, мэра города Константина Полежаева, его команды, управления социальной защиты города и многих спонсоров. Нам помогает комплексный центр социального обслуживания населения. Пользуемся городским центром реабилитации инвалидов и госпиталем для ветеранов», – рассказала Зинаида Алексеевна.
Члены организации встречаются, участвуют в праздновании Дня города и Дня Победы, ежегодно проводят 30 октября День памяти. Они – живые хранители памяти о тех страшных событиях, забывать которые нельзя. В вышедших десяти Книгах памяти – имена и судьбы людей, арестованных по 58-й статье. Однако тысячи имён и судеб раскулаченных на Белгородчине ещё ждут изучения.