Жил-был пёс
В конце мая активист общества защиты животных «Преданность» Роман Тынников разыскивал пропавшую с дачного участка собаку. Сначала он отправился в пансионат временного содержания животных, а затем в аграрный университет. В ветеринарной клинике при вузе он обнаружил клетки с шестью собаками, которых люди в медицинской форме уносили в кабинет.
Роман решил, что здесь проводятся опыты на бездомных животных, и снял происходящее на видео.
Активист посчитал, что опыты в БелГАУ проводятся незаконно, и отправил письма о жестоком обращении в УМВД России по Белгородской области, прокуратуру, Минздрав РФ и президенту. Пока их рассматривают.
В России нет закона, регулирующего опыты на животных. Исследователи руководствуются приказом Минздрава СССР 1977 года «О мерах по дальнейшему совершенствованию организационных форм работы с использованием экспериментальных животных», международными рекомендациями и правилами лабораторной практики. Для работы необходимо обосновать, почему понадобились такие исследования и почему нельзя заменить зверя альтернативным объектом. Количество животных должно быть минимальным, они должны быть обеспечены хорошим уходом, обезболивающим и не испытывать страха.
Не тот университет
Проректор аграрного университета по научной работе Андрей Колесников рассказал «БелПрессе», что исследования проводили сотрудники Белгородского госуниверситета, а БелГАУ лишь помог им с площадкой. При вузе есть ветклиника и гостиница, где удобно содержать собак и следить за их состоянием.
«Мы предоставили на три дня аудиторию, где вводили препарат животным и проводили анализ крови. Таким образом мы взаимодействовали впервые. Дальнейшая судьба этих животных нам неизвестна».
Андрей Викторович добавил также, что и в аграрном университете проводят исследования на животных, но только в том случае, если это необходимо:
«У нас есть лаборатории, где в соответствии со всеми нормами гуманности мы изучаем препараты и пищевые добавки, выпаивая их мышам, птицам из собственного питомника. Но там, где можно обойтись без животных, мы стараемся это сделать. К примеру, вместо вскрытия лягушек давно используются компьютерные эмуляторы процессов и реакций организма. На ветеринарном факультете есть максимально натуралистичные модели собаки и крысы, на которых студенты учатся делать инъекции, шить раны, вводить катетеры, накладывать шины и так далее».
Зоозащитники убеждены, что результаты экспериментов на существах, биологически отличающихся от людей, непригодны для человека. Но это не так. На мышах успешно исследуют влияние препаратов на гены, на кошках – лекарства от неврологических болезней, на обезьянах – СПИД, гепатит, трансплантацию. На собаках же тестируют препараты для опорно-двигательного аппарата, лечения болезней сердца и эндокринной системы.
К сожалению, пока невозможно смоделировать ни с помощью компьютера, ни на клеточных культурах в чашке Петри, как себя поведёт весь организм в целом при употреблении нового лекарства. Поэтому только на животных исследуют острую и хроническую токсичность препаратов, определяют класс их опасности, летальную дозу. На живом организме можно понять, какие органы подвергаются воздействию, проявляется ли аллергия на препарат, вызывает ли он рак, подходит ли беременным, влияет ли на плод и так далее.
Наука научилась проводить предварительные этапы исследований без животных. Для этого используются частицы тканей, побочные продукты бойни, яйца, микроорганизмы, бактерии, грибки и пыльца растений. Тем не менее результаты этих опытов не считаются достоверными и дают лишь общий прогноз, как сработает препарат.
По живому
Опыты, которые заснял Роман Тынников, проводил Центр доклинических и клинических исследований НИУ «БелГУ». У этой лаборатории есть 40 патентов на изобретения, выполнено 12 крупных госконтрактов и в целом проведено более 160 исследований в области фармакологии.
«В аграрном университете мы по заказу проводили исследование нового препарата для лечения заболевания печени, – объясняет руководитель центра, доктор медицинских наук Михаил Покровский. – Необходимо было проверить фармакокинетику препарата на крупных животных – собаках. Под лёгким наркозом, разрешённым в ветеринарии, собаки получали таблетку, а специалисты брали микродозы крови, чтобы определить скорость всасывания, выведения и так далее. В Центре доклинических исследований нет необходимых условий для работы с крупными животными, а в аграрном университете есть всё для их содержания».
Учёному постоянно приходится объяснять зоозащитникам, почему по правилам доклинических исследований нужно работать именно с живыми организмами. В 1954 году немецкая фармкомпания выпустила на рынок талидомид – снотворное, которое не грозило передозировкой. Лекарство быстро стало популярным, но позже оказалось, что у принимавших его беременных рождаются дети с врождёнными уродствами. После этого мировое сообщество серьёзно пересмотрело подход к разработке препаратов.
«Это на сегодня необходимость. Правила регистрации и экспертизы лекарственных средств во всём мире диктуют условие, по которому ни один препарат не может быть зарегистрирован и выпущен в продажу, если не пройдёт этап тестирования на животных, а потом и на людях», – указывает Покровский.
Активисты, выступающие против использования животных, утверждают, что по‑настоящему инновационных препаратов разрабатывается крайне мало, а большинство исследований проводится для лекарств-дублёров.
«Мы действительно работаем по заказу фармкомпаний. Наш центр исследовал, например, пенталгин, арбидол, коделак, – соглашается Михаил Владимирович. – А поиск инновационных лекарств – очень сложная процедура, которая может занять и десять лет. Далеко не каждая активная молекула становится лекарством: хорошо, если одна из ста проходит клинические испытания».
Откуда собака?
Вернёмся к началу истории. Роман, наткнувшийся на исследователей в БелГАУ, вообще‑то искал потерянную собаку. Могла ли она попасть в приют, а затем на операционный стол?
«Животных мы отдаём только частным лицам. Информация о каждом человеке фиксируется в специальном журнале, – рассказывает начальник пансионата временного содержания безнадзорных животных Василий Селюков. – Мы стараемся отслеживать судьбу породистых собак, потому что их могут брать недобросовестные разводчики. А что касается обычных – здесь у нас физически нет возможности отследить всех и проверить, в какие условия они отправляются. Если человек придёт через неделю за новым животным, он его не получит. Но уточню, что всех запомнить и проверить, ведя бумажный учёт, невозможно».
Но в БелГУ за собаками и так в приют не ходят.
«Крупных животных могут закупать, например, у индивидуальных предпринимателей. Они проходят карантин, получают все необходимые вакцины, ветеринарное освидетельствование, и, только получив все сертификаты, могут быть допущены к эксперименту, – разъясняет Михаил Покровский. – Собак для последнего исследования купили как раз у ИП. После тестирования животные, как правило, безболезненно умерщвляются.
В России проблема с лабораторными животными: их исследуют в сотни раз меньше, чем в других развитых странах, а сертифицированных питомников у нас, кажется, всего два. В 1960-е работа была отлажена идеально: в Пущинском питомнике разводили биглей, семя присылали из Британской академии наук. В перестройку всё посыпалось, собак разогнали. Одну из тех собачек я взял себе».
Тестирование на животных – не последняя стадия работы над лекарством. Все препараты проверяют на людях. В Центре доклинических исследований есть отделение на 28 коек для добровольцев, в число которых нередко попадают и сами исследователи, включая руководителя лаборатории.
«Лично для меня, – говорит Покровский, – разговоры об использовании животных в науке – это демагогия, которую двигают люди, сами ничего в жизни не создающие и далёкие от здравого смысла. Мы будем обвинять Королёва, Павлова, создателей инсулина, противополиомиелитной вакцины, учёных, спасших людей от страшных эпидемий, научившихся делать сложнейшие хирургические операции? Может ли сострадание к животным конкурировать с состраданием к человеку?»