В Белгородской области насчитывается более 2 000 детей, оставшихся без попечения родителей. Многих из них усыновили или взяли в приёмную семью, а 267 ребят разных возрастов воспитываются в спецучреждениях для детей-сирот. Двое выпускников детдома рассказали «БелПрессе» о том, как изменилась их жизнь с выходом за знакомые безопасные стены.
Светлана, 18 лет:
«Я попала в детский дом в девять лет. У меня есть мама и папа, но их лишили родительских прав прямо накануне моего дня рождения. Из‑за алкоголя.
Двум моим сёстрам не пришлось жить в детском доме, потому что они были уже взрослые на тот момент. Старшая хотела меня забрать к себе, но комиссия из органов опеки решила, что условия в её частном доме неподходящие: нет отдельной комнаты для меня, не хватает какой‑то мебели и чего‑то ещё по быту. В детском доме мы жили в комнатах по четыре-пять человек.
Первое время, естественно, было очень трудно. Нужно было со всеми знакомиться, осваиваться, было одиноко и ничего не понятно. Здесь всё по режиму: сон, еда, отдых. Мы ходили в обычную школу, через дорогу от детдома, но в остальное время самостоятельно покидать территорию интерната было нельзя. В город выезжали организованными группами, так что я его почти не знала. Зато был Интернет в свободном доступе, и мы там висели часам, общаясь в соцсетях и, так сказать, познавая мир.
Фото Вадима Заблоцкого
С 14 лет мы начали подрабатывать летом на абразивном заводе. Зарплату разрешали оставлять себе, накупали с девчонками косметики, украшений всяких – такого в детдоме не положено.
А за одеждой ехали с кладовщицей в торговый центр и там выбирали сами что‑то на определённую сумму.
Родители и сёстры приезжали ко мне всё это время, привозили какие‑то подарки. Поначалу была сильная обида на родителей, и сейчас иногда накатывает, но я стараюсь не развивать это чувство. Мама есть мама. Она меня выносила и родила. Мы с ней неплохо общаемся сейчас.
С папой мы дружили лучше всех. Он умер от рака этой осенью и всё не выходит у меня из головы. Пока это всё ещё больно. Мне до последнего не говорили о его болезни, не хотели волновать.
Я ушла из детского дома после девятого класса и поступила учиться на повара. Выпускаться было страшно и в то же время очень хотелось. В детдоме ты за стенкой сидишь – ни города, ни людей не видишь. Но не все стремятся на волю: здесь ты одет, обут, накормлен, о завтрашнем дне беспокоиться не нужно. Некоторые остаются здесь до 23 лет – так можно, если ты учишься или работаешь.
Передо мной открылся целый мир! Сначала я пожалела, что так быстро ушла из интерната, но сейчас считаю, что поступила правильно.
Свободу все понимают по‑разному. Кто‑то, выпустившись, пускается во все тяжкие: погулять, развеяться, в клубы. А мне другое нужно было: я семейная, домашняя девушка.
Конечно, нас готовили к самостоятельной жизни – как с людьми общаться, как не связаться с мошенниками, как приготовить, убрать, постирать, найти работу или жильё. И всё‑таки ко всему не подготовишься. К примеру, когда я впервые пришла в магазин сама выбирать себе одежду, то очень растерялась: не могла понять, какие вещи по карману, а какие нет. Позвонила подруге, мы посмеялись и вместе всё‑таки сделали покупки. В продуктовых и хозяйственных магазинах я тратила кучу времени, чтобы выбрать подходящие по цене и качеству товары. Долго изучала город и какие куда ходят маршрутки.
Фото Вадима Заблоцкого
Я ещё не получила жильё, но мне обещают квартиру на Крейде. Первое время я жила у мамы, а потом вышла замуж. Сейчас мы снимаем квартиру.
Мы с Сашей познакомились в Интернете, но встретились только через два года: я отказывалась, стеснялась.
И как‑то быстро всё закрутилось, поженились, а два месяца назад родилась дочка. Его родители сначала не слишком обрадовались, что я из детдома. Понадобилось время, чтобы привыкнуть друг к другу. Но мне с ним очень повезло: если бы не Саша, я бы, вероятно, сбилась с пути, он меня очень поддерживает и направляет.
В семье я столкнулась со своими трудностями, но у кого их нет? Поначалу я суп толком не могла сварить, но муж меня многому научил.
Кроме того, семья – это большие расходы, но мы стараемся справляться: я получаю детское пособие, пенсию по потере кормильца и стипендию, а муж работает кондитером.
Люди из детдома и домашние отличаются по складу. Но у каждого человека есть тёмная и светлая сторона. Везде есть хамы непереносимые, везде есть понимающие люди. В детдоме все друг за друга, как братья и сёстры. Между собой могут быть и ссоры, и драки, но когда кто‑то обидит детдомовского – все за него стеной.
Если у кого‑то не складывается жизнь – думаю, это вина самого человека, а не воспитателей или интерната. У кого есть голова на плечах – всё у него будет хорошо, если не лениться, лишний раз рот не раскрывать. Свою судьбу человек сам делает. Но вот что я хочу сказать: говорят, детдомовские такие-сякие, среди нас много плохих людей… Прежде чем осуждать, пусть встанет на его место и пройдёт его путь».
Андрей, 19 лет:
«Я жил в детдоме с самого рождения. Мама жива, видел её пару раз и не стремлюсь с ней сблизиться. Она никогда не приезжала, не вспоминала обо мне, и тут как‑то раз, когда я был студентом, появилась у меня в общаге. Ни «привет», ни «как дела» – сразу в лоб: «откажись от алиментов». А она их никогда и не платила, там уже тысяч 400 накопилось.
У меня есть четыре старшие сестры, мы все были в одном детдоме. Потом бабушка смогла забрать одну, а остальных не вышло – старенькая она уже и жила на одну пенсию. С сёстрами мы сейчас более-менее общаемся, одна из них забрала маму жить к себе.
Я отличался от ребят в своей группе. Мне очень нравилась музыка, я сам ходил заниматься в музыкальную школу, освоил фортепиано, научился петь. Мне не хотелось куда‑то бегать курить, деньги отжимать и всякое такое. Люди же разные, всякие ребята были. По музыке очень скучаю, мне бы хотя бы гитару, но сейчас не на что купить – деньги важнее в семье.
Фото Владимира Юрченко
После девятого класса я пошёл учиться на повара-кондитера. Это не то, чем я хотел бы заниматься, но как‑то так сложилось, многие шли на поваров. Не работаю по специальности, хотя сейчас и приглашают в хороший ресторан, но это не моё. Работаю барменом в кинотеатре.
После студенческого общежития я начал скитаться. Жилья пока что своего нет, стою на очереди. Сначала жил под Грайвороном, потом в Белгороде у подруги. Через год не выдержал и отправился в жилфонд. Там мне пообещали койко-место в общаге, но сказали ждать месяц. Ну я сказал пару ласковых и уже через несколько дней заехал в семейное общежитие.
Комната была такая, что вспоминать страшно. В ней не было дверей, обоев, мебели, это был форменный притон: вечно кто‑то слонялся, наркоманы бродили, плюс к нам постоянно кого‑то подселяли.
А мы с моей девушкой Настей уже ждали ребёнка. Я опять в жилфонд – и там нам отдали целую комнату на двоих.
Жизнь в общежитии не сахар. Конечно, сделали ремонт, поставили дверь, обустроились. Но представьте, каково с месячным ребёнком здесь жить, если у нас две душевые на весь этаж. Раньше тут клопы водились, еле вытравили. А когда Настя ещё беременна была, в комнату ворвалось восемь амбалов, выволокли меня в коридор и начали месить. Они даже не взяли ничего – просто избить пришли. Короче, мы очень ждём этим летом квартиру, чтобы зажить по‑человечески. А пока я в комнате топорик держу для самообороны.
Настя тоже из детдома, мы с детства знакомы. Она по месту последней прописки получила жильё в доме для сирот под Грайвороном. Мы там пробовали жить, но честно говоря, это невозможно. Дом перестраивали из здания бывшего детсада, видимо, не особо старались: на мокрую шпаклёвку наклеили обои, включили отопление – и всё отвалилось, покрылось плесенью. Мы обращались, чтобы всё исправили, но без толку. Там никто не живёт – две или три квартиры заселены. А что там делать молодым? Это деревня, только старики да немного мигрантов из Азии, работы нет, магазинов нет.
Из детдома мы рвались побыстрее уйти, хоть и в неизвестность. Там не плохо было, спокойно, просто свободы хотелось, своей жизни.
Сейчас думаю, может, и рановато, потому что было, конечно, гораздо проще: живёшь бесплатно, ни о чём не заботишься, а тут, оказывается, жильё надо искать, коммуналку платить, еду, одежду покупать. Сложно было научиться обращаться с деньгами, они плохо держатся. Но ничего, справимся.
У выпускников всё по‑разному складывается. По моим наблюдениям, примерно так: половина людей живёт нормальной, обычной жизнью, четверть добивается успеха в чём‑то, выбивается в люди, и ещё четверть скатывается в алкоголь, наркотики, попадает в тюрьму.
Я не жалею, что был в детском доме. На мой взгляд, детдомовские ребята лучше понимают жизнь, чем домашние, они более сильные и закалённые. Я научился жизни и самостоятельно решать свои проблемы, а не получать всё готовое на блюдечке. Этот путь сделал меня крепче, я ко всему готов».