Об особенностях работы без слов рассказывает сотрудница белгородского отделения Всероссийского общества глухих Марина Величко:
«Языку жестов я специально нигде не училась. Мне пришлось освоить его, потому что у меня родители не слышат. В семьях, где родители слабослышашие, они стараются общаться с детьми речью, и дети не знают языка жестов. Мои же совсем глухие.
Сурдопереводчиков всегда было немного. Сейчас нас в Белгороде четверо, на всю область человек десять, а на учёте стоят около тысячи глухих и слабослышащих (на 120 тыс. людей, общающихся на языке жестов, в России приходится всего 1 100 сурдопереводчиков – прим. ред.).
Распространённое заблуждение, что все глухие люди знают язык жестов. Это далеко не так. В спецшколе детям запрещено использовать язык жестов на уроках. Считается, что они должны считывать с губ преподавателя, а отвечать речью. И тут ещё одно заблуждение – что все глухие обязательно немые. Нет, они могут говорить, но их речь сильно отличается от обычной, потому что научиться говорить не слыша очень сложно. Это как если бы вы учили иностранный язык, читая слова по губам.
Старшее поколение [глухих россиян] изучало жестовый язык в школе, и они грамотнее нынешних выпускников. Молодёжь сейчас использует не всегда адекватные жесты. К примеру, «я боюсь» показывают как «трус», слово «сто́ит» в значении цены показывают как «стои́т» в значении «стоять», «под Москвой» получается как «внизу Москвы», а не «рядом».
Фото Вадима Заблоцкого
Каждому нуждающемуся по программе реабилитации в год полагается 40 часов сурдоперевода – это очень мало. Мы никому не отказываем. Мы их слух. Без нас глухим приходится общаться перепиской на бумаге, хотя этому им тоже ещё нужно научиться, ведь письменный и жестовый языки имеют совершенно разную природу. Мы с ними общаемся через Интернет, СМС, по видеосвязи. Я даже сплю с телефоном, ведь могут и среди ночи сообщение прислать, если нужно скорую вызвать: а как позвонить? Я звоню, предупреждаю, что люди глухие, и прошу врачей, чтобы потом мне отзвонились.
В день четыре-шесть человек обращается – пишут, куда и во сколько подойти. Чаще всего зовут в поликлинику, но много и бытовых просьб: вызов сантехника, слесаря, кто‑то мебель заказал и надо с замерщиком побеседовать, кому‑то документы в БТИ подать. Суды, крестины, свадьбы тоже переводим.
Мне трудно службу в церкви переводить, наверное, а в остальном разницы нет, какой текст переводить. Если новое слово, то подбираю известные синонимы, или перехожу на дактиль – обозначаю жестами каждую букву. Русский язык жестов отличается от международного, там свои жесты для обозначения слов и букв.
Для слепоглухонемых жесты те же, что и для глухих, но их считывают не зрительно, а с моей руки. Все жесты я показываю одной рукой, они трогают её и понимают, о чём я говорю. Это сложно. Им тоже выделяется 40 часов в год.
Тифлосурдопереводу пришлось учиться отдельно, чтобы в удостоверении была приставка «тифло». Без неё я не имею права присутствовать со слепоглухонемым у юриста. С ними всё по‑другому: я приезжаю, сопровождаю до места, решаю вопросы и привожу домой. Есть правила сопровождения: человек сам держит под левую руку, чтобы правой я могла показывать жесты. В автобус я захожу первой, он держит меня за талию и, чувствуя, насколько я приподнялась, понимает, где ступенька, и заходит следом. За границей на слепоглухонемого человека выделяется два тифлосурдопереводчика, потому что его нельзя оставлять одного. У нас бывает, что я одна на несколько человек, когда мы ездим на экскурсии, например.
Напрасно думают, что если человек не видит и не слышит, то ему ничего не интересно. Наоборот! Но в Белгороде мало мест для них. К примеру, были в зоопарке. Почему бы не сделать таблички со шрифтом Брайля у клеток, не поставить скульптуры хотя бы некоторых животных в натуральную величину возле клеток? Того же волка, белки? Я‑то переведу, но их шестеро, а я одна, получается возле каждой клетки по полчаса стоять нужно.
Я свою работу люблю. За восемь лет сложился определённый круг подопечных, которые ждут меня, если я в отъезде или в отпуске. Мы все уже близкие люди, они как дети, делятся секретами, переживаниями. Я и сама за них переживаю как за родных. Хочется всё возможное сделать, чтобы им помочь».
Записала Ирина Дудка