О войне рассказали поезда
«Я родилась в 1930 году в городе Чапаевске Куйбышевской области, потому что папу туда командировали по работе. Мать, отец, мой старший брат Анатолий и я приехали обратно в Белгород, когда мне было меньше годика. Папа работал машинистом. 28 декабря 1931 года в семье случилась трагедия. Отец вёз сахар на завод по ветке Шебекино – Нежеголь. Поезд пустили на неправильный путь, и произошло крушение. Погибли и папа, и помощник машиниста.
Помощник по фамилии Карпенко был родом из Чёрной Поляны (сейчас это село Зелёная Поляна Белгородского района – прим. ред.). У него осталась жена и трое детей. На фоне общей беды мы стали дружить. Эта семья очень нам помогла впоследствии в годы оккупации.
В начале лета 1941 года, когда мне было 11 лет, мама принесла радостное известие: я поеду отдыхать в пионерский лагерь! Там находились в основном дети железнодорожников. Воскресный день 22 июня 1941 года был ясный и радостный: к нам на поезде приехали родители, выступал транспортный духовой оркестр.
После мероприятия родители отправились домой, а мы убирали трибуну и вдруг услышали, как вдали начали гудеть поезда. Гудели долго, не замолкая. Тогда мы не поняли, что это значит.
После мама рассказала мне, как все родители на обратном пути плясали в поезде под звуки духового оркестра. А, приехав в Белгород, увидели на вокзале военных и узнали, что началась война. В тот вечер пионерского костра у нас так и не было...
Через неделю, когда я вернулась в Белгород, в городе стояла тишина. Мы стали занавешивать окна одеялами и клеить на них полоски бумаги на случай бомбёжки, чтобы не вылетели стёкла.
Бомбёжки
Первая бомба упала в сентябре 1941 года на улице Народной (сейчас это Народный бульвар). Я в числе других школьников после уроков пошла смотреть на место взрыва. Мы увидели большую воронку и поразились. С этого всё и началось.
В начале октября по дороге в школу я услышала странный гул. Стоявший рядом военный сказал: «Ну, летит гость!» Я самолёта и не заметила. Его в облаках совсем не видно было. И тут полетели бомбы. Фашист метил в железнодорожный вокзал и единственный тогда мост, через который шла дорога на Шебекино (мост из центра Белгорода к Крейде и Старому Городу через реку Северский Донец – прим. ред.). А мы как раз жили на улице Ленина (сейчас Гражданский проспект – прим. ред.), совсем близко к вокзалу, всего через шесть домов от него. Мост фашистам разбомбить не удалось, но людей очень много погибло.
Тогда осень была в разгаре. Листья на деревьях желтели. Я запомнила, как тела погибших лежали на улицах, присыпанные этими разноцветными листьями.
У нас дома окна выбило прямо вместе с рамами, не помогли никакие бумажные полоски и одеяла. С тех пор бомбёжек становилось всё больше.
В это время моему брату Толику было 15 лет. Он дружил с парнем, отец которого был шофёром начальника НКВД. Здание НКВД, кстати, находилось как раз напротив нашего дома. Когда началась война, Анатолий перестал ходить в школу. Ему дали полуторку, и он начал помогать работникам НКВД. Так как ростом парень ещё не подходил на место шофёра, то ему приходилось себе на сиденье что-нибудь подкладывать, чтобы сесть за руль. 23 октября 1941 года он отступил с милицией из Белгорода. А 24-го числа в город зашли фашисты.
Фото из архива Валентины Каракулиной
«Временно оккупированные»
Один немец зашёл к нам в квартиру. Все продукты, что у нас были, забрал. Нашёл банку с мёдом, который на дне застыл, взял утюг, ударил по банке, отскрёб мёд и даже это с собой унёс. Потом вокруг нашего дома расквартировалась целая компания немцев. Тогда ведь НКВД не стало, дома связи не стало. Остались пустые красивые здания. Там они и остановились. У нас в квартире, благо, никто из них не жил.
В это время нам сильно помогали наши друзья из Чёрной Поляны. Они приходили к нам в гости и приносили молоко от своей коровы, которую чудом не забрали. Эти люди рассказывали, что в лесу рядом с селом разбрасывают русские листовки и газеты. Я смелая была и решила взять себе листовку. Тогда был введён комендантский час от заката до рассвета. Времени у меня было мало, я пробиралась как могла. Помню, корова меня сильно лягнула по дороге, когда я шла через стадо. Моё путешествие всё же завершилось успешно.
Первые слова, которые мы с мамой увидели в листовке: «Временно оккупированные!». Дальше шла сводка от информбюро. Мама и соседи необыкновенно обрадовались и передавали из уст в уста, что мы именно временно в оккупации.
За это время очень многие погибли. Чуть ниже Преображенской церкви была Базарная площадь, а на ней виселицы, где немцы вешали неугодных им местных жителей. Я смотреть на них не ходила, а маме приходилось. Она боялась увидеть там своего сына, так как судьба его для нас оставалась неизвестной.
Фото из архива Валентины Каракулиной
Заложники у немцев находились в здании аптеки № 8, неподалёку от места, где сейчас универмаг «Маяк» (сейчас это девятиэтажка на перекрёстке проспекта Славы и улицы 50-летия Белгородской области – прим. ред.). В подвале оккупанты истязали сотни пленных мужчин и женщин. Таким заложником мог стать практически любой, кто просто попался им под горячую руку или, к примеру, человек, у которого на улице с собой не оказалось документов. Особенно фашисты боялись людей с бородой, всё проверяли настоящая ли она или это партизанская маскировка. Проходила неделя или десять дней, и если у немцев ничего не случалось, то пленных выпускали. Если же были какие-то действия со стороны партизан, например какой-нибудь фашист погибал, то пленников расстреливали или вешали.
Немцы, которые жили с нами по соседству, имели странное увлечение. Они ходили фотографировать повешенных людей и отсылали плёнку в Германию, а оттуда им обратно присылали уже готовые фотографии. И мне один немец дал такое фото. Но этого жуткого подарка у меня не осталось, как и семейных фотоснимков: всё сгинуло, когда мы спасались. Теперь же в семейном архиве есть только послевоенные фотографии.
«Передышка оказалась недолгой»
9 февраля 1943 года в Белгород пришли русские. Ох и радости у нас было! А когда немцы отступали, они всё взрывали за собой. Взорвали и свой пищевой склад. Только не слишком хорошо это у них получилось. Половина продуктов сгорела, а другая осталась. Уж там мы себе набрали немецких консервов. А банки с повидлом разбились, и сладкая жидкость эта текла по улице Вокзальной.
Помню, тогда советские солдаты ходили и читали газету о том, что наши войска прорвали блокаду Ленинграда. А мы и не знали тогда, что это ещё за блокада, потому что сами были, можно сказать, в информационной блокаде.
Вскоре снова открыли школу около консервного завода, и я опять пошла учиться, правда, передышка оказалось недолгой. Однажды, вернувшись из школы, я узнала, что лейтенант, живший на тот момент у соседки, сказал: «Всё, уходите!» После этого он сам ушёл, и больше мы этого парня никогда не видели.
Соседка заявила, что идёт в горисполком и берёт эвакуационные листы для себя и для нас, так как жить при немцах больше не намерена. Затем собрала мешок с вещами и ушла. Мы же остались, так как уходить нам было некуда.
Опять начались бомбёжки. В марте начали вывозить из города раненых советских солдат. Вначале их свозили к вокзалу. У нас в доме осталась соседская пустая квартира. И туда, и к нам домой всё подвозили на санях раненых молодых парней. Мы стелили им, что могли, на полу, кормили ребят. Некоторые сильно мучились, не спали ночами. Страшно это было. Подробностей теперь и вспоминать не хочу. Как-то пришёл военный и заявил, что поезд пришёл. Мы помогли вынести этих солдат на носилках и отправили их на санитарном поезде.
«Мать твоя убитая лежит!»
В Белгороде ещё оставались раненые, а в городе не было асфальта, только булыжник лежал на улицах. Снега лежало мало, вывозить на санях солдат было трудно. Мать помогала тащить сани, чтобы они не застревали по дороге. Тут налетело сразу больше десяти вражеских самолётов опять бомбить мост и вокзал. Выли и визжали они жутко.
Люди попрятались кто куда. Мы часто спасались в подвале здания НКВД. Там было раньше паровое отопление, стоял котёл. Немцы этот котёл забрали, а воду из него вылили на пол. Она превратилась в лёд, но люди принесли туда перину и пережидали бомбёжку на ней.
Когда всё, наконец, закончилось, я вышла на улицу. Стояла тишина, кругом дым, ничего не видно, и осыпавшиеся стёкла под ногами хрустели. Тут я увидела, как ко мне несётся знакомая девочка из школы. Она закричала: «Валя, иди скорее, мать твоя убитая лежит!» У меня сердце обмерло, но через несколько минут я увидела свою мамочку. Она еле шла, вся в крови. На ней тогда была тёплая жилетка и шуба, потому что в марте ещё стояли холода.
Оказалось, что, когда началась бомбёжка, стоявший рядом с мамой военный крикнул ей: «Ложись!» Если бы она осталась стоять, её бы убило. Осколок попал маме в спину, а части разорванной одежды – в рану. Мама сказала, что не только было больно, но и сильно пекло, потому что осколки от бомб к тому же очень горячие.
Мой внук, окончивший военную медицинскую академию, вопрошает теперь: «Как же она не умерла от заражения крови?» Да кто его знает, наверно, просто повезло, потому что особой помощи ей никто не оказывал. Соседка-медик посмотрела маму, сказала, что лёгкие не задеты, перевязала простынёй – и на этом всё.
Из Белгорода ушли вовремя
После этого терпения у нас не осталось. Мы решили идти в Чёрную Поляну. Там нас приютили друзья. Решение было правильным: там ещё несколько месяцев стояли советские войска. После этого фашисты снова оккупировали Белгород, и путь домой был для нас отрезан. Когда они пошли в наступление, мы ушли из Чёрной Поляны и перемещались по сёлам до тех пор, пока Белгород не освободили 5 августа 1943 года.
Домой мы вернулись только в сентябре, так как некоторое время город разминировали.
Нам с мамой дали комнатку, но нужно было на что-то жить, и я отправилась работать в совхоз. Там и трудилась до конца войны. Потом два года работала в пионерских лагерях, а после устроилась на белгородскую швейную фабрику, где проработала 40 лет.
Брат Анатолий вернулся домой только в 1950 году. Он завершил войну на Дальнем Востоке и там же окончил военное танковое училище. Я вышла замуж в 1954 году, родила двоих детей. Теперь у меня уже двое внуков и четверо правнуков. От всей души желаю им и всем остальным только мирного неба над головой».