Интерес к образованию в то время был огромен: страна набатом била, что ей нужны грамотные люди, школы множились в геометрической прогрессии. Вели отдельную школьную статистику, вопросы народного образования обсуждали в земских и губернских собраниях, научных и профессиональных сообществах. Архивные документы заставляют всерьёз задуматься о том, к каким результатам привели бы образовательные реформы, если бы не Первая мировая война.
Дитя без глаза
Чтобы понять причины преобразований в школьной системе, следует обернуться к 1860-м годам, когда после отмены крепостного права пересматривалось общественное устройство, в том числе вводилось местное самоуправление.
Первое губернское земское собрание в Курске в 1865 году проанализировало ситуацию в образовании, подкрепив доклады конкретными примерами. Заседатели охарактеризовали её так: «О школах заботятся чуть не все ведомства, но школы от этого ничего не выигрывают». Начальное образование относилось к церковному ведомству, министерство же народного просвещения «ограничивалось тем, что сообщало об открытии и закрытии школ». Местное начальство, «ни мало со школьными делами не знакомое», следило лишь за соблюдением в школах субординации. Поэтому часто на практике школы были пародией «храмов знаний».
Так, в селе Никольском Белгородского уезда население обучалось у местного дьячка, которому платили за уроки хлебом, салом и яйцами. В Солохине Грайворонского уезда мальчики раз в десять дней брали уроки у солдат, а в слободе Зимовенька Корочанского уезда – у недоучившихся сыновей священника. В Волотове Новооскольского уезда солдаты и дьячки задавали уроки, а «сами отправлялись по гостям». При этом физические наказания учеников часто были такими жестокими, что «матери, отправляя детей в школу, горько плакали», констатировали гласные.
Из положительных примеров упоминались школы-передвижки, когда классы попеременно базировались в разных сельских избах, где преподавали грамотные солдаты и девушки-чернички (так называли селянок, сознательно отказывавшихся от замужества ради служения Богу, но не уходивших в монастырь).
Начальных школ были единицы: в 1865 году, например, две значилось в Белгородском уезде, семь – в Грайворонском, четыре – в Корочанском. И решить проблему повальной безграмотности они, разумеется, не могли.
Насущная потребность
Поэтому в 1871 году народное образование вменили земствам как «первую и насущную потребность», что вылилось в создание начальных школ (училищ) с трёх-четырёхлетним базовым курсом. Самыми распространёнными стали однокомплектные школы, где было до 50 учеников. Если их число увеличивалось, учителю полагался помощник, и школа становилась двухкомплектной. Наряду с ними работали немногочисленные церковно-приходские школы.
В 1900 году земства взяли на себя уже 75,3 % расходов на народные училища, а сельские общества – 24,7 %. При этом содержание однокомплектной школы обходилось в 502 рубля, а расход на одного ученика – 7,9 рубля. Этого было недостаточно. Школы были заполнены до отказа, помещений для них не хватало, они плохо топились. Тем не менее в 1910 году в Старооскольском уезде было уже 163 земских начальных школы, в Корочанском уезде – 66, в Новооскольском – 65, а в Грайворонском – 52.
По данным 1913 года, в Белгородском уезде и Белгороде работало 82 школы, из которых 66 – сельские.
Женский и прочие вопросы
В 1891 году Грайворонское земское собрание запретило работать учителями женщинам – из-за «тех неудобств, которые выяснились на практике» (можно только догадываться, каких именно). И просило немедленно уволить всех замужних и в будущем «на учительские должности не принимать». Дискриминация была явно местечковая и проверку временем не прошла: в 1913 году в Белгородском уезде на 59 учителей-мужчин приходилось 89 учительниц.
Однако около 82 % учительниц оставались незамужними. Объяснялось это объективными причинами. Многие учительницы (как и мужчины-учителя) фактически содержали своих родственников. И замужество обрекло бы их на нищету. В то же время в школах была установлена прогрессивная оплата труда, которая подвигала трудиться непрерывно, и пауза на рождение ребёнка была нежелательна. Так, в том же Грайворонском уезде через каждые пять лет основное жалование учителя увеличивалось на определённый процент. При стаже до пяти лет учителя получали 300 рублей в год, от пяти до десяти – 330 рублей, и так далее. Потолок составляла годовая зарплата 510 рублей при стаже в 25 лет.
Прибавка за выслугу привела к тому, что «бегунков» среди педагогов было немного, средняя продолжительность службы достигала 16 и более лет. Сохранилось заявление 1899 года учителя А. Попова из Корочи к земскому собранию, где он просил учесть его 32-летний учительский труд и назначить пособие для того, чтобы его дети могли продолжить образование, а иначе он вынужден будет его прервать и «сделать их несчастными, может быть, на всю жизнь».
Главное – призвание
Льготы, пособия, земские ежегодные премии и стипендии на детей, а также компенсация за жильё и топливо были хорошим подспорьем при небольшой учительской зарплате. Тем не менее постепенно сложилось так, что главной составляющей учительской профессии была не столько материальная, сколько идейная сторона, когда оставались в ней только по призванию.
Эту мысль продвигали в том числе на местном уровне. В 1907 году Корочанское земство огласило лозунг «Не школа для учителя, а учитель – для школы», предложив «преподавателям неспособным или нерадивым подать прошение об увольнении» самим, иначе их просто уволят без предупреждения. Вероятно, огрехи, недостойные звания учителя, были налицо.
И гимнастика
Среди обязательных предметов в начальных училищах значились чтение, письмо, грамматика, арифметика. Закон Божий преподавали законоучители под наблюдением священников за дополнительную плату (50 копеек за урок).
Особое внимание уделялось занятиям гимнастикой, за которые учитель получал дополнительно 50 рублей в год. Физкультура прекращалась зимой «из-за глубокого снега и тяжёлой обуви крестьянских детей, затрудняющих стройность движений». Но благодаря стараниям учителей «мальчики знали простые гимнастические приёмы и исполняли их удовлетворительно».
В земствах настаивали на преподавании пения как очень эффективного средства по развитию детей, за что учителю доплачивали 100 рублей в год, и рукоделия.
Идеальный скелет
Постепенно выстраивалась школьная система, определился режим работы, правила поведения, требования к учителям и ученикам. В 1890–91-х годах в земствах утвердили определённые сроки учебных занятий. Так, в Грайвороне дети учились с 15 августа по 1 мая. А с 1 мая учителя должны были «заниматься с учениками практическим садоводством и огородничеством на отведённых местах при училищах» (за что педагогов поощряли материально).
Скоро встал вопрос о нагрузке на учеников. Речь шла о крестьянских детях, которые, возвращаясь из школы, должны были помогать родителям и делать домашние задания, пока позволял световой день (электрического освещения, как мы помним, ещё не было). И белгородские земства серьёзно исследовали труды врачей-гигиенистов, профессоров Алексея Доброславина и Ивана Сикорского, проводивших психофизиологические опыты по определению работоспособности учащихся. Благодаря им в 1910 году Белгородское, Грайворонское и Корочанское земства установили в начальных училищах уроки продолжительностью по 45 минут с перерывами на 15–20 минут и тот максимум заданий, который учителя могли задавать на дом. Впрочем, многие заседатели склонялись к тому, что домашних заданий и вовсе быть не должно.
Спор по этому поводу продолжается до сих пор. А вот скелет современной школы, созданный в начале XX века, давно доказал своё мудрое устройство. И, вероятно, прослужит ещё многим поколениям, не боясь быть сломанным очередной реформой образования.