«БелПрессе» удалось и в сухопутном Белгороде разыскать представителя этой морской профессии – им оказался проректор Белгородского государственного института искусств и культуры Владилен Абхалимов – капитан 1-го ранга в запасе и штурман по образованию.
О патриотизме тогда не задумывался
— Владилен Васильевич, когда вы решили, что станете моряком?
— Море – это была Балтика – впервые я увидел в 10-м классе, во время школьной экскурсии на зимних каникулах. И влюбился. Узнал, что в Калининграде есть военно-морское училище. Ни о факультетах, ни о специальностях, на которые там учат, я ничего не знал – Интернета тогда ещё не было (смеётся). Я написал письмо начальнику Калининградского высшего военно-морского училища с вопросом: «Как мне поступить в ваше училище?». Мне ответили, что у нас есть такие‑то факультеты, в том числе и штурманский. Для получения направления обращайтесь в свой военкомат.
— На подводный флот пошли из патриотических соображений?
— О таких вещах, как патриотизм и прочие высокие материи, я тогда даже не задумывался. Просто гордился тем, что родился в Советском Союзе, получил хорошее образование. Я шёл в военные моряки не потому, что хотел быть подводником. Я хотел стать именно штурманом. Никогда не мечтал о том, чтобы стать ракетчиком, минёром, механиком или артиллеристом. Просто хотел водить корабли по морям и океанам. Наверное, так получилось из‑за того, что меня с детства интересовала география. Дома была большая библиотека, а родители покупали не только художественную литературу, но и познавательную. Я перечитал всего Жюля Верна, кучу книг о морских приключениях. Меня всегда интересовали карты и атласы. И мне, кстати, всё равно было, где быть штурманом: на корабле, на гражданском судне, даже на самолёте.
— Как выбрали училище?
— В военкомате мне на выбор предложили Тихоокеанское училище им. С. О. Макарова, Ленинградское училище им. М. В. Фрунзе и Каспийское высшее военно-морское Краснознамённое училище им. С. М. Кирова. Выбрал Каспийское училище в Баку. Приехал туда – жара под 40 градусов. Когда вышел на привокзальную площадь, туфли проваливались в асфальт.
Мать в дорогу дала мне 100 рублей, пожелала, чтобы я в Баку экзамены провалил, а на эти деньги доехал города Горького и поступил в Институт инженеров водного транспорта. Отец же напутствовал, чтобы я не опозорился на вступительных испытаниях. Хотя сам, наверное, тоже был против моей затеи: ну какой моряк из глухой башкирской деревни?
— Кстати, об экзаменах: что сдавали при поступлении?
— Математику письменно, физику устно, русский язык – сочинение. И физподготовка: бег, плавание, подтягивание. Что характерно: норматива по плаванию не было – нужно было просто уметь держаться на воде.
Синдром шведской спички
— Не разошлись ли ваши представления о будущей профессии с тем, чему вас учили?
— Нет, мы все знали, чем будем заниматься. Да и интерес был: тогда как раз Тур Хейердал издал книгу о путешествии на плоту «Кон Тики» – мы все ей зачитывались. Забавный эпизод: в один из первых дней нас повели на экскурсию по училищу, по дороге поясняя: здесь класс радионавигационных систем, это – навигационный комплекс «Сигма»… В это время какие‑то большие приборы загружали в ящики и вывозили с территории училища. Мы и спросили: «А что это за приборы?» Нам ответили, что это устаревшие навигационные комплексы «Сила-Н», которые сняты с вооружения и с которыми мы уже никогда не встретимся. Стоит ли говорить, что на службе мы столкнулись именно с такими, якобы уже списанными навигационными приборами?
— То есть вас учили работать только с современными комплексами?
— Конечно же, нет. Все мы прекрасно понимали, что в случае войны велика вероятность выхода электрооборудования из строя. Поэтому с секстаном (навигационным измерительным инструментом для определения местоположения судна по солнцу и другим космическим объектам – прим. ред.) нас тоже учили управляться. И не просто учили, это требовали от каждого. При форсировании Гибралтарского или Тунисского проливов, помимо того, что определяли место по радионавигационной системе, всегда проверяли координаты по светилам либо по рельефу дна. Если этого не делать, может случиться конфуз: например, в 1976 году подводная лодка проекта 613 (её называли шведской спичкой) из‑за ошибки штурмана пришла прямиком к берегам Швеции. С тех пор шведы нас опасаются.
— Во время учёбы у вас ведь наверняка были не только теоретические занятия, но и практика?
— После первого курса мы практиковались на крейсере «Комсомолец» на Балтике. Это был последний поход этого корабля: в Лиепае он стал на прикол, мы участвовали в разгрузке боезапаса, а спустя некоторое время крейсер пустили на иголки. После второго курса была практика на Каспии – мы сдавали экзамены на допуск к самостоятельному управлению катером и шлюпкой. После этого нас должны были отправить в дальний поход, но не сложилось. Сначала нам было обидно: курс старше нас ходил из Севастополя во Владивосток через Бомбей, наши младшие товарищи после второго курса ходили из Севастополя в Гавану и Рио‑де-Жанейро, а нас после катерной практики оставили на Каспии.
Сейчас я понимаю, что наша практика была ничем не хуже: у нас постоянно были купания в море, мы ловили рыбу – осетрина у нас была на завтрак, обед и ужин. К концу практики от осетрины уже тошнило! За лето мы прошли всё Каспийское море, загорели до черноты. После третьего курса была скучная специализированная практика в гидрографических мастерских, где мы лудили и паяли оборудование.
А год спустя мы таки попали в дальний поход на учебном корабле «Смольный» из Севастополя в Кронштадт с заходом в порт Бизерта (Тунис). В конце Гражданской войны Врангель увёл остатки белого флота именно в Бизерту. Нам даже посчастливилось пообщаться с участниками тех трагических событий: оказалось, что хозяйку магазина, в который мы зашли, ещё в молодости увезли из Крыма вместе с эвакуированными частями белогвардейской армии. Мы передали ей фотографии и открытки из Севастополя, она нам на память подарила сувениры.
Здравствуй, «Сила-Н»!
— Куда попадали выпускники училища?
— В основном на подводные лодки. Иногда на гидрографические суда, суда обеспечения, разведки, комплексного снабжения. На крейсера из наших никто не рвался. Высоко котировалась служба на пограничных катерах.
— Как сложилась ваша судьба после училища?
— Получив лейтенантские погоны, я прибыл к месту службы – на Северный флот, в штаб 1-й флотилии, где меня направили в 7-ю дивизию на подлодку К-125 и назначили командиром электронавигационной группы. Оказавшись на борту, я первым делом спустился в гиропост и… обнаружил там навигационный комплекс «Сила-Н», про который нам пять лет назад в училище сказали, что их сняли с вооружения и пользоваться которыми нам никогда не доведётся. Что делать – пришлось всё изучать на ходу.
— Чем отличается работа штурмана на надводном корабле и на подводной лодке?
— В один из своих первых боевых выходов мы всплыли в Средиземном море для пополнения запасов. На подошедшем к нам корабле комплексного снабжения «Березина» служил мой однокашник Слава Соловьёв, с которым мы как раз обсуждали разницу. Надводному кораблю проще – в океане почти везде глубина, достаточная для прохода. А вот подлодке, идущей на 50–60-метровой глубине, очень важно знать рельеф дна.
В Атлантике есть скала Рокол, которая торчит из‑под воды, как клык, а вокруг – 3-километровая глубина. Или взять тот же Тунисский пролив: на поверхности смотришь на него – берегов не видно, а под водой там узенький проход, в который ещё нужно умудриться попасть. А там ещё рядом коралловая банка Махаон, которую если зацепишь, то точно распорешь корпус. Словом, отличия есть.
— Какова цена штурманской ошибки?
— В 1981 году одна из наших подлодок пропахала корпусом дно в Средиземном море, возле острова Гайдурониси. Я ходил в автономку сразу после них, по тем же картам, и видел, как они двигались. Они не знали, где находятся. Радионавигационный комплекс «Лира» у них был неисправен. Они несколько раз упирались в материковый склон и, лишь подняв перископ, смогли понять, где находятся. Благо обошлось без тяжёлых последствий.
— Какое место штурман занимает в иерархии на борту?
— Не могу сказать, как сейчас, а когда служил я, штурманы были на подлодке высшей кастой. Почему? Попробую объяснить: вот ты механик или ракетчик. Тебе же интересно, где твоя лодка сейчас находится? К кому ты идёшь с этим вопросом? Конечно, к штурману! А штурман сделает серьёзный вид и отвечает: не могу сказать – военная тайна.
— А какие взаимоотношения у штурманов с командирами?
— Разные. Встречаются ведь и бестолковые командиры – которые из ракетчиков, например, а не из штурманов (смеётся). Над такими не грех и пошутить. Приходишь к такому и докладываешь: «Товарищ командир, пора переводить гирокомпасы на содержание по‑летнему, сменить поддерживающую жидкость. Для этого требуется 3 кг спирта». Командир начинает возмущаться, мол, почему так много, звонит флагманскому штурману. Задолбали, мол, твои штурманы с переводом компасов то на лето, то на зиму, требуют три кило спирта. А тот ему отвечает: это они ещё как‑то мало просят, по нормативу нужно четыре кило. Так и жили.
«Где я?»
— Расскажите, как вы стали командиром подлодки «Белгород»?
— Случайно. В начале 1980-х собирался поступать в военно-морскую академию по своей штурманской специальности. Подал документы, рапорт. В это время на подлодке К-62 освободилась должность помощника командира. Командовавший лодкой Геннадий Александрович Клюквин предложил это место мне, я и согласился. Прошло месяца три, и меня начали одолевать такие мысли: «И зачем я из штурманской рубки вылез. Там у меня всё чётко и отлажено – карандашики наточены, карты на своих местах. А тут какие‑то тряпки, снабжение, аварийно-спасательное оборудование…» Но потом ничего, втянулся и спустя пару лет я стал уже старпомом. После этого я окончил командирские классы и был назначен на подлодку К-131.
А в 1995-м меня направили в Обнинск для формирования экипажа подлодки «Белгород». Экипаж мы сформировали, отучились полтора года, но настали сложные для страны времена. Строительство лодки заморозили на стадии 85 % готовности, экипаж расформировали. А поскольку люди были обученные и подготовленные, их разобрали с руками и ногами: кто‑то попал на «Воронеж», кто‑то – на «Курск». Из моего экипажа на «Курске» девять человек погибло… После этого мне нужно было либо вновь пытаться поступать в академию, либо завязывать с флотом. И я решил завязать.
— Как сложились судьбы ваших однокашников?
— Из моей роты вышло два контр-адмирала – Володя Воротников и Сергей Заозерский. Несколько командиров атомных и дизельных подлодок. Капитанов 1-го, 2-го и 3-го ранга много. Понятно, что сейчас почти все уже на пенсии. На флоте остались не все выпускники – сыграла роль специфика службы на подлодках. И цвет диплома тут не имел значения, главное – как сложились отношения с экипажем.
Это важно, ведь с этими людьми ты по несколько месяцев находишься в замкнутом пространстве. Четыре раза в день ты принимаешь пищу, а напротив за столом сидит один и тот же человек. Через две недели ты замечаешь, что твой сосед громко чавкает. Через месяц ты борешься с желанием бросить в него тарелку с салатом. У меня был командир, который имел привычку после обеда заходить ко мне, брать мой штурманский измеритель (напоминает циркуль с двумя иглами – прим. ред.) и выковыривать мясо из зубов. Меня это дико бесило! Но он командир, и я ему не мог прямо это сказать. В итоге я прилепил на иглу измерителя пластилин, и когда командир в очередной раз полез ковыряться в зубах, то был удивлён. «А что это у тебя такое?» – спросил он. «Не знаю, товарищ командир, до вас ничего не было», – не моргнув глазом, ответил я.
— Штурманские навыки хоть раз пригодились вам в гражданской жизни?
— Ещё бы! По молодости знаете какой эффект производили штурманы на девушек? Баку, тёплая летняя ночь, и ты девушке рассказываешь: посмотри, это – Кассиопея, это – Вега, это – Бетельгейзе…
— Ну а вот если вы вдруг сейчас попадёте в незнакомую местность, что будете делать?
— Позвоню по телефону и спрошу: «Где я?» (смеётся) На самом деле для меня и сейчас сориентироваться по звёздам не составит труда. На подлодках мы делали это через перископ, что гораздо сложнее. Необходимые навыки остались. А профессия переросла в хобби: дома у меня есть телескоп для наблюдения за звёздами. Редко, но посматриваю.
Справка. День штурмана в России отмечают все, чья профессиональная деятельность связана с прокладкой курсов кораблей, судов и авиации ВМФ. Праздник отмечается с 1997 года. Дата 25 января выбрана не случайно: именно в этот день в 1701 году Пётр I издал указ, в котором говорилось: «Быть математических и навигацких, то есть мореходных хитростно искусств учению». После этого в России была создана школа математических и навигацких наук, которая разместилась в Москве, в Сухаревой башне.