В эстетике абсурда
Творческий универсум Катушкина, кажется, существует по законам абсурдистского искусства. А все его сюжеты невероятно символичны и при этом понятны. Гуша открывается в них и в деталях. С корпуса его гитары смотрит уйма персонажей разного калибра: Чебурашка, Махатма Ганди... Ноги его босы. Под стопой – пустой коробок, по которому он отстукивал ритм. Перкуссией служит некогда полная жестяная баночка из-под монпансье, прикреплённая к гитаре. Гуша потягивает вкусный чай, с грустной улыбкой Чеширского Кота и взглядом врубелевского Демона рассказывает свои чудесатые сказки, голосом тихим и вкрадчивым поёт «странные и волшебные» песни...
Кстати, на квартирнике прозвучали почти три десятка композиций – все родом из «Сверхчеловечности». И, разумеется, поклонники услышали «Эхо тысячи вокзалов» – ту самую песню, что Гуша исполнил вместе с Марией Чайковской в эфире «Вечернего Урганта» в апреле 2012-го. В сборник вошёл лишь тот кусочек её текста, что написан самим Катушкиным по мотивам трёх стихотворений Ес Сои.
...За полтора часа до выступления Серёжа Колесников разбивает перепелиные яйца и готовит какой-то напиток. И в то же время беседует со мной.
Философия сверхчеловечности
Intro (вступление) и Outro (финал), четыре раздела, которые предваряют автобиографические записки, и 78 произведений – вот что скрыто под рубашкой «Сверхчеловечности». Кстати, вопрос об имени книги возникает задолго до того, как эта стильная почти миниатюра попадает в руки. Сходятся здесь сверхчеловек как субъект и сверхчеловечность как качество субъекта (и не всякого).
– Серёжа, на первый взгляд престранным кажется слияние двух конфронтирующих систем – ницшеанской философии и философии гуманизма в духе Руссо... Как к тебе пришло такое название?
– Сначала, как водится, было слово... «Сверхчеловечность». После, размышляя над его значением, я всё больше и больше приходил к выводу, что именно оно максимально полно отражает квинтэссенцию моего творчества, суть того, что я делал последние 15 лет: балансировал на грани борьбы со своими человеческими слабостями и их культивации как основного источника творческой энергии. То есть этот конфликт и есть источник.
Фото Владимира Юрченко
– «Сверхчеловечность» – сборник текстов песен. Всё же уточню: ты разделяешь тексты для песен и тексты как самостоятельные стихотворения?
– Безусловно. Я не пишу стихотворений. В том, что я когда-то из себя исторг, зарифмовал, содержится мелодия. Да, есть фрагменты, которые исполняются речитативом, но так или иначе это часть музыкальных произведений. «Сверхчеловечность» – это тексты песен, песни без музыки. Но понятно, что для меня она там существует.
– Как раз на одном из твоих интернет-пристанищ есть ремарка «Читая тексты песен, помните, что под музыку они наиболее органичны»...
– Открыв мою книгу, человек имеет возможность сам услышать эту музыку. Раньше я опасался, что человек читает мои тексты, а музыки не слышит и может недопонять, до конца не прочувствовать. А потом я подумал: ну поймёт он или почувствует что-то своё, так ли это плохо, страшно? Сейчас я считаю, что каждый слышит свою музыку. И не факт, что мой вариант лучший и органичный. Но, конечно, в это хочется верить (улыбается).
Игры с сознанием и без
«Чем больше окружающие знают, что вы собой представляете и что от вас следует ожидать, тем сильнее это ограничивает вашу свободу»... Это принадлежит Кастанеде. И, кажется, очень верно для Колесникова, реальная биография которого остаётся за ширмой. И даже рассказывая на страницах «Сверхчеловечности» её факты, он выбирает сказочную интонацию, заставляя порой усомниться в их реальности. Для публики музыкант сознательно стирает свою личную историю, в то время как его альтер эго Гуша Катушкин уже достаточно давно творит свою вселенную, куда иногда попадаем и мы, слушатели.
Фото Владимира Юрченко
– Думаю, феномен множественной личности вполне естественен для творческого человека. По сути, каждое произведение, песня в твоём случае, пробуждает к жизни нового героя, который так или иначе становится альтер эго своего создателя. Кроме Гуши кого бы ты отметил?
– Да, есть у меня свой зоопарк (смеётся). Вот иногда «внутренний мой очень редкий зверёк» Чебурашка просыпается (персонаж песни «Чебурашка-альбинос» – прим. авт.). Мило и трогательно себя ведёт, проблем не создаёт.
– А кто создаёт?
– Назовём его Серёжей (грустно улыбается).
– В одном из интервью ты как-то сказал, что питаешься духовной кашкой? Делись рецептом.
– Да, меня как-то спросили, что нужно делать, чтобы духовно расти. И я вспомнил про присказку детства «ешь кашу – будешь расти». Ингредиенты этой кашки – культурные тексты, ценные как источник легко усвояемого чужого эмоционального опыта, объёмом переживаний, который они могут дать. Читаешь и ощущаешь, что ты пережил то, что заставило автора этот текст создать. Кэрролла ты очень хорошо упомянула. Его «Алисы» – во многом мощный учебник. А ещё написанная в жанре, подобном кэрролловскому, книга «Между двух стульев» Евгения Клюева. Не скажу, что она повлияла на меня глобально. Но определённо эта книга радовала и духовно обогащала, больше эмоционально.
А кино смотрю не очень часто – боюсь разочарований. Но если нет-нет да выдастся редкая возможность, то выбираю современные многосерийные драмы: «Во все тяжкие», «Декстер», «Сыны анархии»... Только это пища для глаз.
– Большинство из нас психологически живёт прошлым и/или будущим, практически не фиксируя здесь и сейчас. Кстати, осознание проживания мгновения – черта героя времени. Насколько ты серьёзен, когда говоришь журналистам, что счастлив в данную конкретную минуту?
– У меня есть огромная потребность в том, чтобы так чувствовать. И большую часть времени мне это удаётся. Иногда меня можно сбить, заставить чувствовать то, что я не хочу. И тогда я быстро стараюсь нейтрализовать все негативные влияния.
– У дзен-буддистов есть притча о том, как учитель дзена выбирал себе учеников. Он задавал мальчишкам вопрос: «Кто ты?» В ответ от одних слышал имя, от других статус. И только один ребёнок, задумчиво жующий травинку, ответил: «Я ем траву». Он был ближе всех. Серёжа, ты кто?
– Я пью коктейль по рецепту Фёдора Шаляпина (смеётся и допивает).