«Поёт в церковном хоре, любит Скриптонита». Как белгородка покоряла «Песни» на ТНТ

До сих пор привыкают

«Я родилась в Киргизии. В Губкине оказалась случайно – просто приехали с родителями погостить к родственникам и в итоге решили остаться. С детства я была одиноким ребёнком, напевала мелодии из головы, импровизировала. В 2013 году подала заявку в детский «Голос», но мне даже не ответили. Профессионально музыкой стала заниматься недавно, в 2015-м, когда поступила в музыкальный колледж БГИИК. Тогда же записала свою первую песню.

Сейчас учусь на хорового дирижёра. В колледже ко мне до сих пор привыкают: все же академисты, интеллигентные люди, и тут я с разноцветными волосами. В перерывах между учёбой или вместо неё работаю со звукорежиссёром в студии. Скоро планирую выпустить сразу несколько альбомов, совершенно разных по стилю и содержанию. Чтобы на всё это зарабатывать, я пою в барах, ресторанах, кафе, на торжествах и праздниках в Губкине, Старом Осколе, Строителе. Раньше брала 1 тыс. за вечер, теперь решила, что моё время стоит дороже, и повысила ставку до 1,5 тыс. за час. Но в Губкине за такую цену арт-директору легче стриптизёршу пригласить, чем певицу, поэтому пока договариваемся».

Сорвало башню

«Подать заявку на участие в «Песнях» на ТНТ мне предложила педагог из колледжа. Недолго думая, заполнила анкету и отправила – что мне терять? Через время позвонили, сказали, что 4 ноября будет прослушивание в Москве, я приглашена.

Это был первый из трёх дней прослушивания, которые не снимались. Мне повезло, что попала в самом начале, потому что в оставшиеся два дня продюсеры уже никого не хотели слушать. Было больше 10 тыс. человек, все крутые и абсолютно разные, но дальше проходили единицы. Сначала перед креативными продюсерами ТНТ и Comedy Club Production пели без минусовки куплет или любой отрывок – что угодно, главное, использовать единственный шанс. До меня не прошло 20 человек.

Градус волнения, конечно, нормально так поднимался. Я спела отрывок из своей песни, продюсеры остановили, сказали, что харизмой взяла, но хотят послушать что‑то ещё. Тут мне просто сорвало башню, устроила какую‑то джазовую импровизацию, даже не помню, что именно, но как раз с ней меня и пропустили дальше.

Второй этап прослушивания был в этот же день, но уже перед представителями Black Star и Gazgolder».

Фото: Владимир Юрченко

Не смотреть на продюсеров

«В декабре начались кастинги. Проживание, питание и всё остальное оплачивали организаторы. Очень за нас беспокоились, вплоть до того, что у нас был свой фониатр – человек, который закапывал в горло специальные лекарства для голоса. Первые несколько дней не было ни Тимати, ни Басты – работали с ребятами из их команд. Потом три-четыре дня съёмок, нас запускали на бекстейджи, записывали видео, интервью. Здесь же мы скидывали материалы, которые снимали дома для визитной карточки. Костюмы и макияж выбирали сами, но если продюсерам не нравилось, то можно было бесконечно выбирать то, что подойдёт.

На кастинге нас распределяли по моторам (съёмкам – прим. ред): один мотор – один выпуск. Всего было девять моторов, но участников было настолько много, что растянули на 11 выпусков. Я была первая в самом последнем моторе. Стояла за кулисами, передо мной на сцене записывали вступительное слово Катя Варнава и Паша Воля, но далеко не с первого дубля. Я готова была в любую секунду выбежать к ним, поэтому женщина-координатор даже приставила ко мне человека, который держал за руку.

Не помню вообще ничего из своего выступления. Вышла, меня накрыла буря эмоций, не контролировала, что говорю, пою, делаю. Если в тебе есть какой‑то талант или навык, то он сам проявится, а если просто были задумки «да я сейчас вот так выйду, вот так прыгну и вот так скажу» – не прокатит. Выступление вместе с разговорами длилось минут десять, но на ТВ урезают где‑то до двух. Я старалась не смотреть на продюсеров: если бы увидела кривые и непонятные выражения лиц, то сразу бы замкнулась. Полностью находилась в музыке, слушала реакцию зала и радовалась внутри. Потом увидела, что появился белый свет у Тимати, а следом у Басты. Сразу и не поняла, что прохожу в следующий этап».

На понтах и выкрутасах

«Поначалу волнение было постоянно, даже за кулисами. Но когда находишься в этом режиме 24 часа в сутки, начинаешь чувствовать себя овощем. Кто‑то спал или читал, я музыку в перерывах писала. Хотелось большего общения с участниками, но чувствовалось одно напряжение. По телевизору выглядит так, будто мы тут все передружились и безумно болеем друг за друга. На самом деле нет. Все ходили, задрав нос, хвастались своими концертами, песнями, альбомами, в какой‑то момент я просто закрылась в себе и сидела одна. Конечно, во время кастинга сложились некоторые тусовки, но строились они на понтах и выкрутасах. Я жила в комнате с Тосей Чайкиной, у неё тоже короткая стрижка и экстравагантный образ, поэтому нас постоянно сравнивают. С белгородскими ребятами не общалась: людей было очень много, и непонятно, кто откуда.

На эфирах для меня многое оставалось непонятным. Первые три мотора мы сидели в зале и смотрели выступления – достойных ребят часто не пропускали, причём без объяснений. Могли сказать «приходи на следующий год» или «нам не понравилось, как ты разговаривал до выступления». Выглядело всё слишком субъективно.

Когда мы записывали интервью, пиарщики сразу составляли наш образ. Это заметно по тому, как видео смонтировано, какие ответы оставляли, а какие убирали. Я выглядела прям веселушкой, хотя на самом деле более серьёзная, а многие ребята, которые в жизни смешные и заводные, на камере выглядели как не от мира сего. Вообще по телевизору всё выглядит намного серьёзнее и дисциплинированнее: бордовые тона, всё точно по регламенту, мы строим новый шоу-биз, бла-бла. На самом деле мы просто кайфовали и отдыхали во время проекта. Был один участник, Зелимхан, его никогда нигде не могли найти. То просыпал, то не отвечал на звонки, не успевал на автобус, даже терялся на бекстейджах в десятиметровом помещении.

К каждому участнику прикрепляли человека, который следил за его соцсетями, выпытывал интересную информацию. Все эти пунктики в моей анкете – «поёт в церковном хоре, любит Скриптонита и Свиридова» – это плоды наших с ним диалогов. В церковном хоре «Благовест» я и правда пела, это была практика от колледжа. Но сейчас на него совсем не остаётся времени. Скриптонит – первый и последний русский рэп-исполнитель, которого я слушаю. Он может быть непонятным и вульгарным, но на сцене настоящий, не боится экспериментов. Именно это мне в нём и нравится. А Свиридов возрождал нашу народность и смешивал её с академической музыкой. Я не считаю их кумирами, просто в них есть индивидуальность, которая притягивает».

Фото: Владимир Юрченко

Игра в рулетку

«В феврале начался отборочный этап, он проходил абсолютно аналогично кастингам: костюмы, прогоны, бекстейджи. Те, кто не проходил, сразу уезжали домой. Так как моя пятёрка выступала почти последней, остались только мы и прошедшие ребята. В какой‑то момент среди них я настолько расслабилась, что, показалось, будто уже прошла и можно готовиться к дуэтам.

Но в эфире отборов меня не показали. Нас предупреждали, что так может произойти. Людей много, эфирного времени мало. Кому‑то обидно, кто‑то нормально относится, с пониманием. Я – из последних. Отлично выступила. Вот правда. И продюсеры с Пашей Волей подтвердили это одобрительными улыбками и комментариями. По итогу Баста и Тимати сказали, что не видят никого из нас в своих командах. Но это субъективное заявление, поэтому большого значения ему не придаю. Недавно выкладывала в «Инстаграм» видео с прогона перед этапом отбора, и абсолютно незнакомые люди писали мне, что я всё сделала правильно: та песня, тот наряд, тот голос, а шоу – просто игра в рулетку».

Опять?

«Мой образ – это моя свобода на проекте. Это то, как я хотела выглядеть и выглядела в итоге. Какие‑то вторые подбородки, странная чёлка, белые ресницы, которые не понравились зрителю, меня не касаются: я пришла показать себя, спеть песню, понравиться продюсерам. А быть девочкой с обложки – это не для меня. Когда мне предоставляют свободу, я ею пользуюсь, потому что в Губкине я всё‑таки хоровой дирижёр, педагог, меня знает каждый второй человек. Если к разному цвету волос уже привыкли, то белые ресницы и супермакияж я пока не могу себе позволить, не люблю косые взгляды.

Изначально я продвигала идею, что человек может выглядеть не так, как все привыкли, если ему этого хочется. Например, мне не хватало красок – я захотела и покрасила волосы или надела яркий наряд. Даже брови сбривала, чтобы посмотреть реакцию общества. Мама на всё это реагирует спокойно и одинаково: «Опяяять?» Мне с ней повезло. А вот остальные смотрят как на дуру или чудовище.

Фото: архив Лины Ковровой