Предисловие «Взгляда»
17 января, площадка перед «Родиной». В закатном небе возник силуэт монгольфьера (Федерация воздухоплавания Белогорья и её президент Вадим Радченко включились в презентацию «Взгляда»), туда же готовится взмыть и сияющий пегас. И аэростат, и скульптура мифического крылатого коня (автор – Дмитрий Долженко) невероятно впечатляют прохожих – люди останавливаются, разглядывают их, фотографируют и фотографируются, спрашивают друг у друга: «Что происходит? Праздник какой-то?» Происходит вернисаж «Взгляд с высоты птичьего полёта». Всех приглашают перейти из улицы в экспозиционное пространство – от арт-предисловия к существу события.
А у входа в выставочный зал ты как богатырь на распутье – не в том смысле, что худо будет, а в том, что столько всего перед тобой открывается, что поначалу теряешься. Вниз под лестницу пойдёшь – художественное фото (скажем, четыре «Взгляда» Павла Титовича с его неизменным эстетизмом и интригующим символизмом) и 3D-Art (векторная графика Михаила Бужинского – сюрреалистические пейзажи, демонстрирующие новое искусство века XXI) найдёшь. Прямо пойдёшь – обнаружишь многостилевой диалог множества авторов индивидуального почерка. Вернее, их произведений живописи, графики, декоративно-прикладного искусства. Масштаб, цвет, ракурс раскрытия темы, техника… – одни из них ведут меж собой гармоничную беседу, другие бурно спорят.
Человек, собравший воедино
Художник Григорий Новиков, хорошо известный белгородским поклонникам изобразительного искусства, в который раз удивляет. Для третьего «Взгляда» он собрал около 30 авторов – тех, кто постоянно пребывает в поиске нового изобразительного языка и творит искусство «со вкусом сегодняшнего дня». И сделал так, чтобы каждый из 100 предоставленных арт-объектов зазвучал.
– Григорий, многие из представленных здесь ваших работ (абстракция, пейзажи, портреты и натюрморты в импрессионистском стиле…) завсегдатаи белгородских выставочных залов уже видели. Что нового вы приготовили для «Взгляда»?
– Из нового – пленэрная живопись после летней поездки в Черногорию, например картины с изображением Церкви Богородицы на Рифе – покровительницы мореходов и Бенедиктинского монастыря на Острове святого Георгия (неподалёку от Пераста). Но вообще у моих картин в этот раз другая миссия – они придают определённый ритм всей композиции проекта, становятся его некой канвой, неким цементирующим всё элементом.
– Всё-таки в чём именно выражается инаковость «Взгляда» в сравнении с теми выставками, что обычно экспонируют в «Родине»?
– Живопись, графика, скульптура, ДПИ – обычно на такие сектора разделяют произведения для выставки. И развешивают по авторам. Мы же исходим из особенностей интерьера «Родины», один за одним вводим в него арт-объекты и анализируем: что они вносят в пространство зала? как сочетаются друг с другом? что между ними – противостояние или беседа? Здесь разыгрывается маленький театр – драматургическое столкновение между всеми арт-объектами. И каждый зритель должен понять для себя, что оказалось со вкусом сегодняшнего дня, а что, возможно, недееспособным.
– С начала существования «Взгляда» у вас были соорганизаторы. В этот раз вы воплощали концепцию проекта в одиночку.
– Совершенно естественная ситуация – сегодня у вас есть единомышленники, проходит время, и вы с ними оказываетесь в конфликте идей. Летом экспонировали «Человек и среда» – выставку с их видением. Сейчас открыли «Взгляд» с моим видением.
– В чём принципиальная разница ваших видений?
– Скажем, я не вижу величия замысла в том, чтобы отвернуть «лики» холстов от зрителя, попросту свалить картины в углах. Только неопрятность ощущаю. И подобного не приемлю. Для меня каждое произведение искусства – жемчужина, нуждающаяся в своей раковине. Место каждого из них в экспозиции должно быть выверено, взвешено, чтобы зритель смог любоваться им и чувствовать ту связь, которая объединяет все арт-объекты между собой.
– Уместно ли говорить о смысловых центрах «Взгляда»?
– Первый – картины Владимира Канищева (Курск). Изощрённые, усложнённые и в смысле идеи, и в смысле формы, и в смысле колористического решения. На своих холстах Канищев словно спектакль разыгрывает, притом что во всех своих произведениях он интерпретируют насущное. Я бы назвал это европейским сюжетным концептуализмом. А второй – диптих Александра Зотеева (AZOT). Это абстракция европейского уровня. Такого искусства в Белгороде пока нет. А я бы хотел, чтобы оно появилось. Вот две доминанты.
Шарады AZOTа
О личности Александра Зотеева известно не так много. Когда-то AZOT, так он подписывает свои работы, жил в испанском Фигейрасе, сводил знакомство с самим Дали (театр-музей Сальвадора расположен именно в этом городе). Потом перебрался в немецкий Нинбург. И все его географические перемещения, не мешают ему выставляться, скажем, в Париже или… Белгороде.
«Взгляду» отошёл его диптих «Дефрагментированный красный» (Defragmentierte Rot). Пожалуй, если не сам автор, то никто не ответит на вопрос: сколько оттенков красного он использовал для этой абстракции? Но наблюдать переходы между этими оттенками уже само по себе любопытно. Однако не всё так просто: Зотеев заставляет нас разгадывать визуальные шарады. Если взглянуть на диптих, находясь от него на достаточном расстоянии, то можно обнаружить, что за цветовыми фрагментами возникает некая предметность. Чётко просматривается машина. На первой части диптиха мы видим машину сзади, на второй – спереди, её фары горят. А вокруг неё вычерчивается силуэт города: фигуры людей, огни – он просыпается для ночной жизни.
Притчи Канищева
– «Красный дом – красная книга», «Полуподвал», «Лифт», «Ангел и дайвер», «Холодный ветер, или Ржавая бочка»… –Владимир, по стилю ваши картины напоминают искусство наива, примитивизма.
– Здесь есть их элементы. Но для меня это, скорее, форма подачи. Я всё же тяготею к символизму со свойственным ему мистицизмом. Получаются своеобразные притчи с мистическим уклоном.
– Я бы назвала их живописью повышенной метафоричности. Особенно меня привлекла «Красный дом – красная книга».
– А, да... Отражающийся в канале красный дом. Питерский мотив, но место сочинённое. Человек читает книгу. О чём она? Рассказать об этом, значило бы упростить. А мне нравится, когда произведение содержит какую-то тайну.
А загадок в этой картине действительно много. Если внимательно вглядеться в неё, то между страниц книги, которую читает её герой, можно обнаружить вклеенные вырезки из какой-то статьи об искусстве. «…искусство…», «…превратится в грубую…», «… совершенно погибнем…»… – Канищев и сам точно не помнит, откуда именно он вырезал эти слова и сочетания. Любопытный метод, который он позаимствовал у легенды американской литературы Уильяма Берроуза (а тот у друга – художника-сюрреалиста Брайана Гайсина). Берроуз вырезал из газет то, что напоминало ему сюжеты собственных книг, и вклеивал эти вырезки в записную книжку вместе с соответствующими цитатами. Так он пытался постичь связи слова и образа.
Так и мы получаем ключи к пониманию символики полотна Канищева. Потусторонний мир, прорыв в неведомое – вот, что символизирует дом, лишённый глаз-окон. А внутри этого мира возникает мотив множественности: отражённый в воде дом, вид из провала окна (картина в картине) и точная копия героя в нём… Всё это размывает грань между реальностью и иллюзией, позволяя осознать: единственный способ познания бытия – лишь подлинное искусство. И если «искусство превратится в грубую» материю, мы «совершенно погибнем».
«Взгляд с высоты птичьего полёта» экспонируют до 15 февраля.