Зинаида была самым младшим, пятым по счёту ребёнком в семье, где искусством занимались все. Её прадед Альберт Кавос (автор проекта Большого театра) и дед Николай Бенуа были выдающимися архитекторами. Отец Евгений Лансере – известный русский скульптор-анималист. Профессионально занималась живописью и мать Екатерина Николаевна – сестра знаменитого критика и художника Александра Бенуа. Старший брат Зинаиды Серебряковой, Евгений Евгеньевич Лансере, – автор первых и лучших иллюстраций к «Хаджи-Мурату» Льва Толстого.
Дух высокого искусства
В семьях Бенуа и Лансере главным смыслом жизни было служение искусству, а все дети рождались, словно уже держа в руках кисть или карандаш. Зиночка тоже начала рисовать в юном возрасте.
Поначалу талант девочки развивался под пристальным вниманием матери и старших братьев, которые к тому времени уже готовились стать профессиональными художниками. Затем Зина, закончив в 1900 году женскую гимназию, стала посещать художественную школу, основанную княгиней Тенишевой, где преподавал сам Илья Репин. Работая впоследствии в студии великого художника, Серебрякова копировала знаменитые полотна из Эрмитажа – старые мастера дали ей не меньше, чем прямые учителя. С тех пор навсегда осталась в её светлом искусстве благородная, классическая простота.
Несомненное влияние на становление творческой манеры молодой художницы оказало и путешествие по Италии вместе с матерью в 1902–1903 годах. Во время поездки было сделано множество набросков, этюдов и рисунков.
Ум с сердцем в ладу
Вернувшись в Россию, Зинаида в 1903–1905 годах занимается в частной мастерской художника-портретиста Осипа Браза, входившего в знаменитое объединение художников «Мир искусства», созданное Александром Бенуа и Сергеем Дягилевым. В 1905 году Зинаида Евгеньевна выходит замуж за Бориса Серебрякова. Они были знакомы с раннего детства: семья Бориса проживала по соседству с имением Евгения Лансере в Нескучном.
В воспоминаниях дочери Зинаиды и Бориса Серебряковых, Татьяны Борисовны, есть такая запись:
«Отец не только понимал маму, ценил её талант, он помогал ей в работе, как мог. Сохранились холсты, помеченные её рукой: «Грунтовка Бориса Серебрякова».
В октябре 1905 года счастливые супруги уезжают в Париж, где Зинаида Евгеньевна поступает в Академию де ля Гранд Шомьер. Она много занимается техникой рисунка, во время путешествий по Франции делает различные зарисовки.
Через год Серебряковы возвратились в Россию и стали обустраивать свою семейную жизнь в родовом имении, в Нескучном. Борис занимался обработкой земли, строительством моста через Муромку. Зина лечила заболевших селян, устраивала ёлки крестьянским детям.
Родное белгородское село
Серебрякова всей душой любила родное село. Позднее она писала:
«Навсегда влюбилась в безбрежную ширь полей, в живописный облик крестьян, столь отличный от городских лиц».
Аллеи серебристых тополей, тропинки, сбегавшие к полям, речка её детства Муромка, сады, расцветавшие по весне... Всё это запечатлено на этюдах и рисунках художницы.
Обычно лето и осень она проводила в деревне, писала картины крестьянского быта, а на зиму уезжала в Петербург. Но в 1909 году решила подольше задержаться в имении.
«Я решила остаться с детьми в Нескучном, на хуторе, где дом был маленький и его можно было протопить зимой легче, чем большие высокие комнаты, – вспоминала много лет спустя художница. – Мой муж, Борис Анатольевич, был в командировке, зима в этот год наступила ранняя, всё было занесено снегом: наш сад, поля вокруг – всюду сугробы. Выйти нельзя. Но в доме на хуторе тепло и уютно, и я начала рисовать себя в зеркале...»
Так появился на свет небольшой холст «За туалетом».
«Нежное лицо, приподнятые волосы, тонкая фигура в белой сорочке, блестящие лукавые глаза в пол-лица, глядящие в зеркало, шкатулка с бусами...» – описывает картину Ирина Овечкина в статье «Три жизни Зинаиды Серебряковой».
Этот звонкий, радостный, дышащий необыкновенной чистотой и свежестью автопортрет, пожалуй, самое знаменитое полотно Зинаиды Серебряковой. Перед публикой он появился на выставке Союза русских художников зимой 1910 года в Петербурге, рядом с картинами Серова, Врубеля, Кустодиева. Работу дебютантки приобрела Третьяковская галерея. С этой картины и началась известность художницы. Взлёт оказался ярким и стремительным.
«Зинаида Серебрякова неожиданно для всех предстала уже готовой художницей, она оказалась одного с нами лагеря, одних направлений и вкуса, и её причисление к группе «Мир искусства» произошло само собой», – писал впоследствии Бенуа.
Тем временем в семье Серебряковых один за другим родилось четверо малышей – две дочки, два сына. Самые трогательные, самые нежные картины художницы – портреты её детей: Кати, Таты, Жени и Саши. Зинаида рисует мужа, семью, домашних, себя в кругу близких – словно чувствует, что счастливых мгновений отпущено совсем немного, и их надо сохранить... Чудесна картина «За завтраком»: трое ребятишек, сидящие за накрытым столом, белая скатерть, супница, салфетки в кольцах – милые мелочи, в которых живёт душа дома, наполненного светом искренней любви.
Летом 1911 года снова в Нескучном, на берегу Муромки, Зинаида Евгеньевна делает наброски к картине «Купальщица», которая впоследствии получила самую высокую оценку художественной критики и любителей живописи.
Волшебная кисть художницы неутомима – в любимом Нескучном она создаёт целую серию великолепных полотен: «Крестьяне», «Жатва», «Поле», «Спящая крестьянка», «Фруктовый сад в цвету», «Речка Муромка в зарослях камыша», «Зима. Нескучное» и самое значительное – «Беление холста». Фигуры крестьянок, запечатлённые на этой картине на фоне неба, приобретают монументальность, подчёркнутую низкой линией горизонта. Все они написаны сочно, ярко и красочно. Полотно «Беление холста» являет собой восторженный гимн человеческой жизни. Прекрасны и автопортреты, написанные в эти счастливые годы, среди которых особое место занимает «Девушка со свечой».
«Невыразимо прелестная, хрупкая и юная, она смотрит чуть в сторону, за спиной – ночь, тьма, и от беззащитной нежности её ясного лица щемит сердце», – пишет Ирина Овечкина.
В революционном пожаре...
В 1917 году Зинаида Серебрякова была выдвинута в академики живописи, но из-за революционных событий выборы не состоялись.
Октябрьская революция застала Зинаиду Евгеньевну с детьми в Нескучном. Муж был на изысканиях в Сибири, и перевезти семью в Петроград было некому. Друзья помогли временно обосноваться в Харькове, найти скромную работу в археологическом музее при университете.
В 1919 году Борису Серебрякову, наконец, удалось добраться до Москвы. Зинаида поехала к нему, и уже вместе они вернулись в Харьков за детьми. Но в дороге Борис Анатольевич заразился сыпным тифом и вскоре умер на руках растерянной жены и плачущих детей. Сказать, что это был удар для Зинаиды, – ничего не сказать.
«Только бы не вспоминать беспрестанно прошлое, не переживать снова и снова то, что нельзя вернуть...» – писала она позже в письме друзьям.
Зинаида Евгеньевна пережила мужа почти на полвека, но о повторном замужестве никогда даже и не помышляла, на всю жизнь сохранив верность своей первой и единственной любви.
А в голодной России, продолжала полыхать гражданская война. На хрупкие плечи Зинаиды Евгеньевны тяжёлым грузом легла необходимость самой растить четверых маленьких детей и поддерживать 70-летнюю мать.
В конце 1919 года пришло ещё одно страшное известие: отцовское имение в Нескучном было разграблено и сожжено. В пожаре погибли многие её работы.
В морозном, заснеженном Харькове в условиях полуголодного существования, особенно тяжело переносимого зимой, когда от холода опухают руки и трудно даже просто держать карандаш, Серебрякова за мизерную зарплату выполняла утомительную, однообразную оформительскую работу для археологического музея: чертила таблицы, зарисовывала допотопные черепа.
Осенью 1920 года Зинаида Евгеньевна получила телеграмму с предложением перевестись на службу в Петроградский отдел музеев или занять место профессора в академии художеств. В декабре 1920-го Серебрякова уже в столице, но она отказывается от музейной и преподавательской работы. Устраивается в мастерскую наглядных пособий и выполняет отдельные оформительские заказы. Серебрякова, безусловно, могла бы стать крупным мастером советского искусства, но скромная и застенчивая по натуре, всегда очень требовательно относившаяся к своему творчеству, она не решалась браться за ответственные заказы и осваивать новые, не очень близкие ей темы.
В Париже и в Марокко
В сентябре 1924 года Зинаида Серебрякова выехала в Париж. Художница считала, что уезжает ненадолго, поэтому взяла с собой только сына Александра. В 1928 году к ней приезжает дочь Катя. Маму с Таней, продолжавшей учиться в хореографическом училище, и сыном Женей, который решил стать архитектором, она оставила в Ленинграде, надеясь заработать в Париже и вскоре вернуться на родину. Но оказалось, что уехала она из России навсегда.
Серебрякова провела в Париже многие годы. Она снимала маленькие комнаты в самых дешёвых отелях. Постоянно искала заказы. С ней дружил известный художник Константин Сомов, помогавший ей получать заказы на портреты.
«Вчера видел Зину. Заказов нет. Одна нищета... Зина почти всё посылает домой... Непрактична, делает много портретов даром за обещание её рекламировать, но все, получая чудные вещи, её забывают и палец о палец не ударят», – писал Сомов в дневнике.
В 1928 году Серебрякова приняла участие в выставке «Старое и новое искусство России», которая проходила в Брюсселе. Барону Броуэру, меценату и коллекционеру, работы Серебряковой так понравились, что он не только заказал ей портреты членов своей семьи, но и финансировал поездку Зинаиды Евгеньевны в Марокко. Страна, её жители очаровали художницу. От этой поездки осталось множество портретов темнокожих марокканок, натюрморты, городские пейзажи. Бело-розовые улицы Марракеша, минареты, пестрота и яркость одежд – всё очень свежо, сочно, в работах остро ощущается пряный аромат арабского востока.
Весной 1932 года, по предложению всё того же Броуэра, Зинаида Евгеньевна вновь работает в Марокко. В галерее Шарпантье были представлены свыше 60 полотен художницы, 40 из которых она написала в Марокко. Уникальными можно считать несколько картин в стиле ню, поскольку Серебрякова стала первым европейским художником, которому удалось уговорить марокканок позировать обнажёнными.
Многие искусствоведы отмечали, что Серебрякова имела природный вкус к изображению обнажённой натуры. Следуя традициям мастеров античности и эпохи Возрождения, художница мощно, чувственно, совершенно не по-женски рисовала обнажённое женское тело. Но при этом все её картины отличает строгая и целомудренная красота.
Выставка в России
В 1930-х годах в Париже состоялось несколько персональных выставок Зинаиды Серебряковой, собравших немало восторженных отзывов. Поклонники реалистического искусства проявили к ним большой интерес. В печати Серебрякову называли «одной из самых замечательных русских художниц эпохи», «мастером европейского значения».
Ещё в середине 1930-х Серебрякова собиралась вернуться на родину. Но затянулись заказные оформительские работы в Бельгии, в доме Броуэра. А потом – Вторая мировая война, оккупация Парижа. После войны её звали на родину дети. Но пришла уже старость, художница много болела и не решалась на переезд. Тогда возникла идея устроить в России большую персональную выставку работ Зинаиды Серебряковой.
Она открылась в мае 1965 года в Москве, в выставочном зале Союза художников СССР. После Москвы произведения художницы увидели в Киеве и Ленинграде. Это была долгожданная встреча художницы с новым для неё зрителем, который высоко оценил её редкий талант. Но, увы, встреча заочная. Зинаиде Евгеньевне, разменявшей уже девятый десяток, приехать в Москву не позволило состояние здоровья. Однако искусство Серебряковой, обогащённое работами последних десятилетий, всё-таки вернулось на Родину и было с восторгом, радостью и признательностью встречено здесь как художниками, так и широким зрителем. Оно заняло своё почётное место в истории русского искусства.
А Белгородскому государственному художественному музею несколько картин Зинаиды Евгеньевны («В Нескучном», «На террасе», «Портрет археолога») передала её дочь – Татьяна Серебрякова, заслуженный художник России.
Зинаида Серебрякова скончалась 19 сентября 1967 года и похоронена на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.