«Варфоломей» действительно выделяется даже из того обилия прекрасных произведений, которые представлены на выставке. Крупноформатная работа приглушённой тональности (в нашей беседе автор назовёт её серебристой) изображает отрока, сложившего в молитве руки. Его светло-соломенные волосы колеблет утренний ветерок, в его ясных, как небесная синь, голубых глазах точно вся гармония мира отражена. Глядя на него, мы понимаем, что он услышан и знает об этом. Впечатление такое создаётся благодаря необычному ракурсу, который выбрал художник: мы видим мальчика как бы сверху. Совершенно неординарно и оформление картины – в качестве рамы Иванов использовал старые доски. Что ещё? Удивительный пейзаж за спиной героя – лазоревый простор, весенне-летняя зелень деревьев, трав, узкая лента реки Пажи.
Фото Владимира Юрченко
– Александр, насколько я знаю, выставке-конкурсу предшествовала майская поездка в Сергиев Посад. Вы были в числе художников, которые туда отправились?
– Да. Станислав Фёдорович (С. Дымов – председатель Белгородского отделения Союза художников России – прим. авт.) предложил мне: «Саша, хочешь – поехали с нами». Конечно, я принял приглашение. На протяжении пяти дней жил там – мог ходить, смотреть, брать воду из источника, идти с этой водой на этюды. Трижды приложился к мощам. Услышал голос Троице-Сергиевой лавры – звон царского 72-тонного колокола. На меня невероятно это повлияло.
– Впервые там оказались?
– Неоднократно бывал в этом городе. Особенный он для меня. Я учился в Железногорском художественном училище. И вот как-то на третьем курсе нас повезли на пленэр в Москву. А оттуда в Сергиев Посад. Помню, идём мы, студенты-балбесы, смеёмся и вдруг выходим на смотровую площадку: то, что мне открылось, просто ошеломило. Я увидел то, что, как мне казалось, существует лишь на страницах книг и давно ушло в небытие: ослепительно прекрасный древний русский город. Мы писали там. Преподаватель взглянул на мои зарисовки и настроил на то, чтобы именно здесь я делал дипломную работу. Так и случилось. Следующая моя поездка туда вылилась в картину «В Сергиевом Посаде». И после я постоянно стремился возвратиться в эти места.
– Где-то там, судя по всему, Вы и писали пейзаж.
– Безусловно. На картине один из видов Радонежа – когда-то древнего города, теперь села Сергиево-Посадского района. Здесь стоял родовой дом Сергия. Внизу бил святой целебный источник. Здесь, будучи отроком Варфоломеем, он молился. Неподалёку отсюда, в Хотьково-Покровском монастыре, похоронены его родители.
– Удивительный мальчик изображён на картине. Вы рисовали его с какого-то реального человека или это образ из Вашей головы?
– Всё произошло спонтанно. Я увидел одноклассника своего 10-летнего сына и чётко осознал, что с него и буду писать своего Варфоломея.
– Кстати, о названии. У меня сразу же возникли устойчивые ассоциации с картиной «Видение отроку Варфоломею» Михаила Нестерова. Вы рассчитывали на то, что зрители будут вспоминать её?
– Первоначально собирался назвать работу «Благословенный из Радонежа», чтобы обозначить место и чтобы было понятно, что речь идёт о Сергии. Но подумал, что это слишком длинное название и сократил его до «Варфоломея». Были и другие варианты. Мне даже звонил настоятель Смоленского собора протоиерей Павел и сказал, что он назвал бы картину «Молитва». Над чем-то подобным и я размышлял. Но требовалось короткое, ёмкое название, которое многое определило бы. И ассоциации с картиной Нестерова как раз этому и служат.
– При первом взгляде на Ваше произведение выделила для себя необычный ракурс – сверху вниз. Он уверяет в том, что мальчик услышан в своей молитве, поскольку мы смотрим на него как бы глазами Бога.
– Так и есть. Тот, кто в грядущем станет игуменом земли Русской, кто благословит Дмитрия Донского на Куликовскую битву, укрепит его и предскажет победу, как бы запечатлён в момент обращения к высокому, возвышенному – небу, ангелам, Господу. Признаться, сознательно я этого не делал, так получилось. Но это близко нашей иконописной традиции – все иконы пишутся с обратной перспективой с учётом того, что Бог смотрит на нас. В случае с «Варфоломеем» это тоже читается – на него смотрит Бог, он благословлён и верует беззаветно.
– Видела Ваши работы в Круглом здании (с. Головчино, Грайворонский район). Отметила, что все они покрыты лаком. По какой причине Вы отошли от этого в случае с «Варфоломеем»?
– Я сторонник того, чтобы моя живопись блестела, была сочной. Поэтому да, всегда покрываю лаком. Но в этот раз долго над этим думал. И решил, что не стану. Удержал себя от того, чтобы вытянуть все мазки, линии, которые я туда вложил, но которые несколько пожухли. Оставил картину приглушённой, бархатистой, серебристой. На мой взгляд, это добавляет ей некой таинственности.
– По-моему, Ваше решение оформить картину старыми досками очень удачное.
– Не могу забыть свои ощущения от соприкосновения с теми кирпичами Сергиева Посада, которые устояли перед литовским нашествием. Я понимал, что рама хотя бы в малой степени должна соответствовать этой мощной ветхости – величию с налётом времени. Конечно, учитывал и тональность работы. И вот что придумал. Отец моего соседа ездил на телеге. Сложно сказать, сколько времени её палило солнцем, продували ветра, увлажнял дождь. И вот доски этой старой телеги я помыл, вынул из них гвозди, оставив лишь один, и обрамил ими «Варфоломея». Сомневался, конечно. Но как-то мой сын пробегал мимо и остановился: «Ух ты, пап, как красиво». Ребёнок сказал – и я успокоился.
– А что Вы почувствовали, когда узнали, что «Варфоломей» удостоен I премии областного конкурса?
– Когда я ехал на выставку, не был уверен, примут ли вообще мою работу. Вынес картину на суд коллег – и такое молчание в зале повисло, что я уж подумал: «Всё, не подходит». И вот через время узнаю, что её признали лучшей. Я счастлив.
Выставка в Белгородском государственном художественном музее продлится до 17 августа.