Первый предельно личный
В прошлом Субботин вместе с единомышленниками выпустил книгу «Борисовская Богородицко-Тихвинская обитель», посвящённую истории основания женского монастыря и его подвижникам. И иллюстрированный альбом со сканами уникальных исторических изображений Белгорода из частных коллекций, архивов Германии, Польши и, разумеется, нашего города. Выступал Павел и как соавтор сборников, изданных в госархиве. Но по-настоящему громко заговорили о нём после выхода в свет сборника «Белгород. 1918–1919. Красный террор» о политике красного террора, проводимой в нашем крае в годы Гражданской войны. Это была первая из его книг, получившая публичную презентацию.
«К «Красному террору» я подошёл с точки зрения архивиста и историка. Был убеждён, что эти данные мы не имеем права замолчать, что это будет преступлением. Главным для меня было ввести в научный оборот весь этот пласт нам неизвестных раньше документов, донести людям правду, несмотря на то, удобна она кому-то или нет. Но некоторые оценили её с личных политических позиций», – комментирует Субботин.
Действительно, книга, возникшая вне политической конъюнктуры, получила широкую огласку и вызвала дискуссию. Обратил на неё внимание и генеральный директор издательского дома «Мир Белогорья» Олег Шевцов. В результате их общения с Павлом выяснилось, что тот пишет и прозаические миниатюры. Кстати, на протяжении нескольких лет их печатал белгородский журнал «Добродетель». А уже с весны стали публиковать и в общественно-политической газете «Белгородские известия». Чуть позже родилась идея объединить литературные произведения Субботина и опубликовать отдельным изданием. Так появилось «Место, где все…» – сборник предельно личный, интимный.
Книга состояний и настроений, книга откровений, она написана человеком, тонко чувствующим окружающий мир, жадно в него вглядывающимся. Автор исследует этот мир и время, пытаясь вглядываться как в себя, так и в других. В результате появляются истории юмористические, философские, полные лирики или драматизма.
«Место, где все…» – ещё и способ коммуникации, непрерывная борьба с одиночеством, стремление быть услышанным и понятым. Неслучайно сборник открывает миниатюра «Знакомый незнакомец», а завершает рассказ, что подарил ему имя, – «Место, где все…». Рассказ, вселяющий в нас веру в то, что вечный предел вернёт нам всех, кого мы потеряли на своём жизненном пути, кого хотели бы увидеть снова.
«Не считаю себя писателем»
О рождении произведений в Сети, о своих соавторах и учителях, о психоаналитическом эффекте литературы Павел Субботин рассказал «БелПрессе».
– Павел, то, как вы говорили о своих произведениях во время презентации, привело к аналогиям с сеансом психоанализа, рефлексией, заключённой в границы 60 форм, 60 страниц.
– То, что существует внутри нас, просится наружу. У меня оно выходит в виде записей. Рождается в общении с моими близкими, друзьями. Из наблюдений возникает, переживаний. Всем этим стал делиться в своём профиле в «ВКонтакте», в электронном дневнике… Потом на страницах периодической печати. Теперь вот книга.
– Интересно, что с распространением Интернета литература начала рождаться и в Сети. Платформы соцсетей и ЖЖ дают возможность писать здесь и сейчас, чем пользуются многие писатели. Как пример, Татьяна Толстая и её творчество на Facebook.
– Интернет позволил людям выговориться. Но очень быстро произошла подмена понятий. Вместо высказывания своих мыслей многие занялись тиражированием чужих. В результате всё потонуло в непрерывном перецитировании. Не видно, чем по-настоящему живут люди, самих людей не видно. Можно неделями просматривать новости друзей и не узнать, по сути, ни одной.
Для меня всё начиналось в годы студенчества с электронных писем, что уже тогда напоминали готовые произведения. Соцсетей ещё не было, но набирали популярность чаты, форумы и дневники. Я сидел на Diary.ru. Там же вёл дневник Бенедикт, молодой человек из Москвы. Условно его записи можно назвать литературными размышлизмами. И Тинка, столичная журналистка. Или Либертарный Дракон – историк-эмигрант в Израиле. И многие другие, кто выкладывал там свои мысли о жизни, делился трагическими ситуациями, ироническими замечаниями. Мы были разными в своём понимании мира, но делали одно и то же – раскрывали себя, делились мыслями, переживаниями, чем-то интересным, но своим.
– Прозаические миниатюры, рассказы, эссе, зарисовки, просто мысли, своевременно проступившие камнями в бурном потоке сознания… – сборник объединил произведения малой формы, бесфабульные и с фабулой. Эта эстетика выбрана осознанно или она продиктована условиями, в которых создавалась?
– Да, всё идёт от специфики площадки. Попробуйте в Интернете написать хоть что-то длинное. Кто-то, конечно, прочитает, но многие пройдут мимо. Если вы хотите большего внимания к вашему высказыванию, ограничьте его объём.
– А о большой форме не задумывались? Повести, скажем, или романе?
– Нет, таких мыслей не было. Потому что вдохновение непостоянно, оно приходит и уходит. Жизнь посылает мне все эти мысли, наблюдения и фразы, и если я успел, то записал. Многое ушло, поскольку записи не сделал в нужный срок. А повести, романы – это всё меня, наверное, пугает. Ведь это требует гораздо больше времени, внимания, совсем других ресурсов и умения, в конце концов. Да и не считаю я себя писателем.
– Может быть, поэтому связь между автором и лирическим героем в ваших произведениях весьма своеобразна? Вы сокращаете, а в большинстве случаев и вовсе нивелируете дистанцию между ними.
– Определённая доля отчужденности всё же есть. Всё-таки я работаю над формированием виртуального образа. И потом, мы открываем себя другим, говоря о себе несколько лучше, чем есть на самом деле. Но в этом нет цели обмануть, ввести кого-то в заблуждение. Это я, разумеется. Это моя радость, моя боль. Моя правда. Когда пишу, то возвожу свой мир, свой дом, в котором сам же и живу. Пристально слежу, что за чем в нём появляется, что-то со временем удаляю. И в чёрные минуты, когда нужна поддержка, вхожу в него и набираюсь сил. Здесь пережидаю время бурь и возвращаю себе самого себя.
– Вам важен стиль? Вы, когда пишете, задумываетесь о технике?
– Да. Слово для меня как глина, словно пластилин. Оно живое и требовательное к тебе. Пытаюсь достичь состояния, когда слова и фразы, как вода в реке, вливаются в тебя, танцуют в своём ритме. Я восхищён русским языком. Не потому, что нам так в школе говорили, а всерьёз. Наш язык потрясающий.
– Ориентируетесь ли вы на кого-то из писателей или публицистов в смысле стиля?
– Если говорить о влиянии на стиль, то это, вероятно, Михаил Жванецкий и Евгений Гришковец. Но безоговорочным авторитетом для меня стал Антуан де Сент-Экзюпери. Только вот не нужно сводить его к везде упоминаемому «Маленькому Принцу», это упрощение. Его «Планета людей», «Военный лётчик», «Ночной полёт» и «Южный почтовый» для меня – книги особого значения. То, какими он воспринимал наш мир, людей и саму жизнь, самым удивительным образом однажды совпало с моим мироощущением. И остаётся таким до сих пор.