– Юрий Иванович, в 1990-е Вы пришли на пост мэра Белгорода. Сейчас очень противоречивые отзывы о том времени. Как Вы оцениваете: то было время больших ошибок или больших начинаний?
– Горбачёвская перестройка дала возможность высказывать свою точку зрения, отстаивать свою позицию, что я считаю огромным достижением того времени. Люди наконец-то смогли, не опасаясь за своё будущее, за свою жизнь и свои семьи, говорить то, что думают, и делать то, что считают нужным. К сожалению, мы, как всегда, не смогли толком распорядиться этой свободой.
Вспоминая те годы, не могу однозначно оценить свои действия, действия тогдашних представителей власти. Как часто происходит в мире, когда что-то вдруг возникает спонтанно, создаётся некий хаос. И в этом хаосе есть и позитивные, и негативные моменты. Каких больше – сказать трудно.
Но одно точно – это были самые интересные годы в моей жизни: была уникальная возможность не просто строить планы, но и реализовывать их. Стояла задача переформатировать вообще всю систему власти. Когда мы в начале 1992 года создали у себя управление социальной защиты, то в областной администрации нас не поняли: «О чём вы думаете? Какие нуждающиеся?» Оставался стереотип советского времени, что у нас всем живётся хорошо и бедных быть не может. Между прочим, мы первыми создали отдел по связям с общественностью – прообраз нынешних пресс-служб.
Было очень трудно. Общий хаос, безденежье, сумасшедшая инфляция, задержки по выплатам зарплат, пенсий, недостаток товаров в магазинах. Не хватало лекарств, шприцев, капельниц для лечебных учреждений, перевязочного материала. Тогда город-побратим Херне направлял сюда несколько гуманитарных конвоев. Ситуация, конечно, была ужасная.
Безусловно, я не могу похвастаться, как работавшие после меня мэры, строительством огромных красивых объектов, которые сегодня действительно украшают наш город. Но зато у нас ничего и не рухнуло. Мы не закрыли ни одного детского сада, сумели запустить важные объекты, которые затем обеспечили жизнедеятельность города на многие годы: пятый водозабор, западную котельную, микрорайон Салют, который много лет стоял как после Сталинградской битвы – с пустыми глазницами окон.
Да, опыта ни у кого не было. На волне революционной эйфории сначала пришли ребята, которые больше были романтики, нежели практики. Пользуясь случаем, хочу сказать им всем большое спасибо. Наша неподготовленность, конечно, сказывалась. И ошибки были. Но всё менялось. Те, кто не выдерживал, кто не учился, вынуждены были уйти. Интересное было время, неоднозначное и непростое. Конкретную оценку дать трудно, но я считаю, что нам не должно быть стыдно. По крайней мере, у города появилась база, которая позволила ему в последующие годы развиваться и стать таким, каким он является сегодня.
– Раз уж речь о волне политиков 1990-х, не могу не спросить о Вашей реакции на убийство Бориса Немцова – человека, который ассоциируется с политикой того времени…
– Честно говоря, я был обескуражен. Когда новость появилась, просто не мог поверить… Во-первых, я лично знал Бориса Ефимовича. Я его знал, когда он ещё был депутатом Верховного Совета, потом губернатором Нижегородской области. Какое-то время мы вместе представляли наши регионы в Совете Федерации и имели возможность там пересекаться. Безусловно, сложный человек, непростой, всегда со своей позицией, экспрессивный.
В первой половине 90-х годов, когда мы с ним имели возможность встречаться, общаться, он был совершенно других взглядов – тогда он всё-таки был больше государственником, нежели в последние годы. Но он всегда думал свежо, интересно.
Сам по себе факт убийства, конечно, это вызов. Прежде всего я это расцениваю не как сведение счётов с самим Немцовым, а как вызов обществу, руководству в какой-то мере. Хотелось бы, чтобы это дело было доведено следственными органами до логического завершения и чтобы виновные понесли наказание. Причём виновные – не только те, кто убивал, но и те, кто готовил это убийство.
– В последнее время в интервью Вы часто говорили о том, что власть на всех уровнях сегодня имеет черты авторитаризма и это нормально. Это эволюционный путь развития власти в России?
– Есть закон маятника для общественно-политической жизни любого государства, с которым я согласен. Суть его в том, что общество никогда не может из неких крайних форм сразу же перейти в формы оптимальные, его будет раскачивать, как маятник.
От жёсткого авторитаризма, номенклатурного Советского Союза наш маятник качнулся в другую сторону, и демократические процессы у нас приобрели экстремальные формы – всё это привело к потере управляемости, к хаосу. Во второй половине 1990-х годов Россия была на грани распада. Многие экономические, политические, национальные вопросы, которые не решались, подвели страну к тому, что она могла повторить судьбу Советского Союза.
Вывести её из этого состояния методами чисто демократическими было просто невозможно. Пришедшая к власти команда нынешнего президента Владимира Путина в своей деятельности отталкивалась от демократических принципов. Тем не менее выстраивалась некая авторитарная система. Маятник качнулся обратно, но его амплитуда, конечно же, не достигла той критической точки, которая была во времена партийного руководства.
Я думаю, что следующий шаг – это возврат к демократическим формам. Может быть, через какие-то волнения, хотя этого не хотелось бы, конечно, и я, например, всячески стараюсь участвовать в процессах, которые бы этому препятствовали. Это только осложнит ситуацию. Но, тем не менее, я допускаю, что такое возможно. Затем маятник качнётся назад, и так далее.
Это может занять десятилетия, но мы в итоге придём к той форме управления, которая, с одной стороны, сочетает в себе традиции российской государственности (а там всегда роль личности была весома), но с другой стороны – будут активнее работать институты гражданского общества.
Я надеюсь, может быть, в 2030–40-х годах мы придём к той форме, которая на многие годы обеспечит государственный, общественный, политический строй в России. Мне это представляется как некое разумное сочетание демократических форм правления с некими элементами централизованной власти. Просто Россия огромная страна, и не имея централизованного стержня ей очень трудно существовать.
– Самый острый на сегодня вопрос – конфликт на Украине. Белгородская область – один из регионов, которые традиционно очень тесно сотрудничали с украинцами при любой власти. На фоне всего происходящего как Вам кажется, сможем ли мы возобновить в ближайшее время прежние дружеские отношения с соседней, Харьковской областью, прежде всего?
– Я отношусь к той части наших граждан, которые считают, что россияне и жители восточных областей Украины – это один народ, одна семья. И никто меня не переубедит. Уверен, что все те связи, которые сейчас оказались разрушены, восстановятся очень быстро, как только будет этот антироссийский националистический пожар потушен. Как только фашиствующая клика будет изгнана с Украины (а я в этом не сомневаюсь), наши отношения – именно между областями – восстановятся очень быстро.
В целом российско-украинские отношения будут переживать очень тяжёлый период. Крым, являющийся для нас сегодня предметом гордости, некоего самосознания, фактором возрождения России, для большинства украинцев – это всё-таки горькая обида. Многие чувствуют себя обманутыми, и не только под воздействием СМИ: ушёл лакомый кусок земли, который украинцы любили так же, как любят его и россияне. Чувство обиды у многих украинцев будет присутствовать очень долго. Я думаю, что нам надо будет искать формы существования Крыма как зоны, открытой для украинцев, куда бы они могли также свободно приезжать, отдыхать, привозить своих детей на лечение, на отдых. Он может стать территорией мира и дружбы. Тогда, может быть, эта рана затянется у них быстрее.
– Сейчас в России серьёзный экономический кризис. Недавно Вы говорили, что властям нужно иначе относиться к малому бизнесу и заняться экономической безопасностью.
– Во-первых, Белгород должен вернуть себе статус индустриального центра. Должна развиваться экономическая инфраструктура. Белгород в 1990-е годы был крупным промышленным и научным центром. У нас действовали предприятия-гиганты: «Энергомаш», витаминный комбинат, «Сокол», «Ритм». Это заводы с продукцией, известной далеко за пределами СССР. В городе работали несколько научно-исследовательских институтов.
У нас и сегодня есть прекрасные учебные заведения, хорошие специалисты, но мы видим, что этот потенциал практически не востребован. Найти работу выпускнику технических специальностей нашего университета бывает непросто. Поэтому Москва забирает кадры.
Есть дальновидная стратегия губернатора о развитии аграрного и перерабатывающего сектора, потому что спрос на продовольствие будет всегда. В то же время Старый Оскол и Губкин развиваются за счёт горно-металлургического комплекса, а Белгород и Шебекино – в какой-то неопределённой ситуации. Да, Белгород – финансовый и административный центр, но как промышленный центр он свою функцию теряет. Пока каких-то реальных шагов в этой связи мы не видим.
Второе – малый бизнес. Моё глубокое убеждение, что его ни в коем случае нельзя рассматривать в первую очередь как бюджетообразующий сектор экономики. Сейчас мы на кафедре готовим доклад на основе исследования опыта зарубежных стран и видим, что доля налогов малого бизнеса как важный оценочный фактор практически нигде не рассматривается. Основные поставщики налогов – это крупные предприятия. Малый бизнес выполняет главную социальную функцию: людей с площадей и улиц забирает, переводит их в рабочие помещения, цеха, мастерские, в пекарни, столовые, магазины и так далее.
У нас, к сожалению, формируется отношение к малому бизнесу, как и к крупному: будьте любезны, сформируйте нам налоговые поступления. В результате малый бизнес либо разоряется, либо уходит в тень. А там начинают в рамках закона его выдавливать из серой зоны. Предприниматели оказываются загнанными в угол и тогда начинают выражать недовольство и возмущение. Я пытаюсь где могу об этом говорить. К сожалению, многие со мной соглашаются, но немногие берут на себя смелость транслировать эти идеи.
И потом, малый бизнес – это же школа предпринимательства. Многие крупные бизнесмены возникали из малого бизнеса. Тот же Билл Гейтс начинал с гаража. Поэтому мы должны дать возможность людям работать в условном гараже, чтобы они потом могли своё дело вывести на более высокий уровень.
Третье направление – развитие экономики невозможно без инновационного прорыва. У нас инновации трактуются просто как создание чего-то нового: получил патент – значит, ты совершил инновационный поступок. А ведь инновация – это новшество, доведённое до потребителя, ставшее потребительским товаром.
У нас нет сегодня отработанных механизмов, как новшество довести до промышленного производства, где соединение малого инновационного предприятия, которое создаёт инновационный продукт, с крупным бизнесом, который должен его реализовать. У нас тут не яма, а пропасть. Тем, как перебросить мостки через эту пропасть, к сожалению, никто не интересуется. Сегодня без развития инновационных институтов, инфраструктуры будущего не будет. Сегодня, может быть, мы выживем, но в будущем будем только терять.
– К вопросу о спросе на разработки. Мы в журнале «ОнОнас» писали об исследовании БГТУ о необходимости изменения организации дорожного движения в Белгороде. Но разве при строительстве дорог придерживаются таких рекомендаций? Исследование сделано, а кто-то с ним будет считаться? Стыковки работ с реализацией действительно нет.
– Потому что у нас очень часто, к сожалению, во главу угла ставится не научный подход, а что-то другое. Мы в своё время очень много положили усилий на то, чтобы завершить разработку генерального плана развития города Белгорода. И я могу сказать, что в 1991–94 годах, когда я был депутатом городского совета, возглавлял администрацию города, мы строили всё исключительно в рамках проекта генерального плана.
Что началось потом, мы видим сейчас. У нас точечная застройка уже достала всех. Она ликвидировала детские, дворовые, спортивные площадки. Залепили город так, что негде поставить машину. Проехать в рабочее время по центру города просто невозможно, потому что дороги и улицы не рассчитаны на такое количество машин. Да, машин стало больше, но самое главное – концентрация транспорта оказалась в центре городе в результате точечной, хаотичной застройки.
Я не знаю, чем руководствовалось управление архитектуры, строительный департамент, когда давали соответствующие разрешения на эту застройку, но только не генеральным планом и не здравым смыслом. То же самое касается и дорог.
Да, молодые ученые БГТУ провели колоссальную и очень интересную работу, собрали большую статистику, делали наблюдение, рассчитывали транспортные потоки. И мы сегодня можем по многим узким местам по городу дать свои рекомендации, где устанавливать светофор, где делать подземные и надземные переходы, где убирать остановки или стоянки, где наоборот – их создавать. Но ещё раз говорю. Для меня механизм принятия решения не понятен. Все соглашаются – говорят: как здорово, как интересно, посмотрите, как это всё правильно. Но где мы возьмём денег на подземный переход? Поэтому лучше мы светофор поставим и всё. А ведь частичное воплощение может даже в минус сыграть. Всё надо решать только комплексно.
Ну и опять же, у нас слишком всё зависит от мнения человека, принимающего решение. Можно подготовить серьёзные предложения, естественно, требующие затрат. Потом выйти на уровень начальства, и тебе скажут: что ты за ерунду принёс? У нас и так денег не хватает, а ты со своими предложениями. Как правило, редко кто в этих случаях рискует вступать в дискуссию, доказывать, что мы здесь сегодня потратим, но через 2–3 года сэкономим и выиграем в итоге гораздо больше. Предпочитают так: шеф сказал не надо, значит, не надо. Моя хата с краю.
– То есть речь ведь не о самом авторитарном руководстве, а о нежелании разговаривать, обсуждать, доказывать?
– Очень сильно действует фактор самоцензуры в чиновничьей среде. Во всех нас самоцензура укоренилась очень и очень сильно. Мы лишний раз на рожон не полезем и будем действовать по принципу «как бы чего не вышло». И это, конечно, творческий потенциал общества и власти очень сильно сжимает.
– Главное событие 2015 года – грядущие выборы в Белгородскую областную Думу, которые будут проходить на фоне кризиса. Будете вновь участвовать?
– Сейчас я участвую в праймериз «Единой России». Была встреча с избирателями, они поддержали мою кандидатуру. Для меня это важно. Я действительно давно в депутатах. Мысль о том, что пора бы и честь знать, конечно, в голову приходит. Но стараюсь руководствоваться одним: пока буду востребован и пока мне доверяют люди – буду стараться это доверие оправдывать. Если сложится ситуация так, что или я почувствую, что уже не тот, и силы не те, и жизнь уже другая, или люди скажут: хватит, достаточно – конечно, не буду держаться за депутатство. Тем более что депутатская деятельность общественная, она идёт в дополнение к основной работе, которая у меня есть в университете.
– Думаете, должны быть какие-то изменения в работе новой Думы?
– Сейчас мы выступаем как команда губернатора. Я не считаю, что это плохо. Генератор основных идей у нас именно губернатор, а наша задача – нормативное оформление этих идей, работа с избирателями. Это нормально. Но я думаю, что Дума тоже должна выступить инициатором новых процессов, идей.
Увеличивается состав депутатского корпуса, думаю, что будет расширен партийный спектр. Это уникальная ситуация, когда разные точки зрения и подходы можно будет сравнить, консолидировать и выработать универсальные решения. Новый созыв в творческом, созидательном плане, думаю, будет работать эффективнее.
А в целом – у нас сегодня слишком серьёзный перекос в сторону исполнительных органов власти. Нужно выправить этот перекос, усилить депутатский контроль за деятельностью исполнительной власти, за правоохранительными органами. Есть масса вопросов, которые надо будет решить.
– Выборы будут сложными?
– Да. Я думаю, будут сложные выборы. Во-первых, сейчас трудно предсказать, как изменится социально-экономическая ситуация за полгода. Она может стать и лучше, и хуже. Конечно, фактор украинского конфликта для нашей области очень значим. Во-вторых, хотя пик инфляции мы проходим и она начнёт затихать, не ясно, что будет с безработицей, с зарплатой, потому что производственные сектора сжимаются, сокращается строительство. Тут как раз малый бизнес должен выступить в роли стабилизирующего фактора. Куда пойдут эти люди: либо они пойдут зарабатывать деньги, либо они пойдут на улицы.
Думаю, кампания будет сложная и просто с красивыми лозунгами на неё не выйти. Люди стали мудрее и не ведутся просто на призывы о светлом будущем. Сделать так, чтобы тебе поверили, особенно тем, кто все эти годы находился у власти и не всегда это доверие оправдывал, будет очень тяжело.
Мы это понимаем и сделаем всё, чтобы не допустить осложнения социально-экономической ситуации. Нужно попытаться консолидировать общество и убедить граждан в том, что, когда трудно, надо не ругаться, надо быть вместе. Надо собраться вместе, выйти из тяжёлой ситуации, а уже потом искать виноватых. И тогда у нас всё получится!