Непокорённый Эльбрус

Тренироваться!

Да простят меня альпинисты, но Эльбрус всегда казался мне немного попсовым. Наверное, это связано с развитием коммерческого альпинизма, когда туда стали тащить даже тех, кто в горах никогда раньше не был. Но как ни крути, побывать на склонах высочайшей вершины России и Европы – само по себе приключение, даже если не достигнешь вершины.

Примерно так я себе говорила, когда вписалась в большую команду восходителей под руководством Сергея Шевченко – президента белгородской федерации альпинизма и скалолазания. Группа из 40 человек планировала посвятить ежегодную августовскую альпиниаду 80-летию Курской битвы и 100-летию советского и российского альпинизма. Зимой Сергей Николаевич в свойственной ему манере коротко сказал всем: «Тренироваться!». И я принялась наматывать километры.

Для развития выносливости зимой подходят лыжи, весной и летом – велосипед и бег. Пришлось достать с антресолей кроссовки. А также треккинговые ботинки, чтобы покорять родные меловые склоны с тяжёлым рюкзаком за спиной (в Белгороде это можно отработать на крутых обрывах за Кутузовским лесом и холмах «Олимпии»). В конце июня мы сходили в 33-километровый поход по родникам от Зелёной Поляны до Шопино и обратно, испытав на прочность себя и свои ноги. В остальное время в общем чате обсуждали закупку и аренду снаряжения, некоторые даже получили от Шевченко увесистые советские ледорубы.

Манящий и пугающий

В первых числах августа мы прибыли в Терскол. Это небольшое село в Кабардино-Балкарии, с которого и начинаются все экспедиции на Эльбрус с южной стороны. Терскол находится на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря, и по приезде здесь чувствуется лёгкое головокружение и одышка. Но это быстро проходит.

Эльбрус отсюда ещё не видно; чтобы разглядеть его заснеженные плечи, нужно взобраться повыше. Чем мы и занялись, как только познакомились с каждым из участников нашей команды. Это люди разных возрастов (от 16 до 65 лет) и профессий: психолог, музыкант, мастер чайных церемоний, строитель, банщик, военный… Среди нас был даже заведующий складом икон. Всех нас объединяли любовь к горам и желание идти вверх.

Чтобы адаптироваться к высоте и избежать горной болезни (горняшки), мы каждый день выходили на акклиматизационные маршруты. В Приэльбрусье их много, и каждый по‑своему прекрасен. Ползли на гору Чегет, обливаясь потом и завидуя тем, кто возносился туда по канатной дороге. Обгоняли дождевые тучи, поднимаясь к водопаду Девичьи Косы, а потом ещё выше – к обсерватории и пику Терскол. Купались в горном озере и делили сало и чай на привале. Каждый следующий маршрут был выше и сложнее. В конце концов мы одолели отметку 3 400 метров – надо было прикоснуться к этой высоте, чтобы потом легче перенести подъём на Гарабаши (3 800 м) – верхнюю станцию канатки, где нам предстояло жить в ближайшие дни.

Каждый такой переход вместе с усталостью и натруженными ногами дарил нам какое‑то особенное счастье: ощущать утреннюю прохладу гор, любоваться цветущими лугами и пасущимися у троп табунами лошадей, замирать при виде суровых ледников Кавказа и, конечно, самого Эльбруса, манящего и пугающего. Неужели нам туда?

Вечера мы проводили в уютных альпинистских кафешках. Под местное пиво и хычины много говорили, делились страхами и чувствовали себя причастными к той самой горной романтике, о которой когда‑то снимали фильмы и сочиняли песни Визбор и Высоцкий.

От эйфории до тошноты

На четвёртый день экспедиции мы собрали рюкзаки, арендовали недостающее снаряжение, обнесли местную аптеку на предмет вазелина (он помогал от мозолей) и загрузились в кабинки канатной дороги. В их окна было отлично видно, как с каждым набранным метром меняются пейзажи. Как свежая зелень поляны Азау с жёлтыми островками цветов исчезает где‑то внизу и превращается в слоистые безжизненные скальные выступы, присыпанные не растаявшим с зимы грязным снегом. А над всем этим дышит холодом Эльбрус.

На Гарабаши заметно прохладнее. Навьючившись двумя рюкзаками (большой – сзади, маленький – спереди), мы ввалились во временный приют – узенький вагончик с двухэтажными нарами. У кого‑то от высоты началась эйфория, у кого‑то – тошнота и головная боль. Несмотря на недомогания, все быстро экипировались и выдвинулись к следующей отметке – легендарному Приюту одиннадцати.

Здесь уже приходилось идти по глубокому снегу – медленно, чтобы не задохнуться от высоты. Нужно было набрать всего каких‑то триста метров, но в этих заоблачных пространствах такой вроде бы короткий путь занял у нас полтора часа. На Приюте мы учились управляться с кошками: правильно вставлять ботинки в пазы, крепко затягивать ремни – это оказалось не так просто.

Ненадолго остановились у широкого снежного ручья, чтобы набрать воды – ведь никаких удобств на такой высоте не предусмотрено. Только «салфеточный душ» и устрашающего вида деревянный туалет прямо на обрыве.

Вечером те, у кого не пропал аппетит, долго сидели в вагончике-столовой. Обсуждали недолгий солнечный дождь, который шёл на закате где‑то над Терсколом и зажёг у наших ног маленькую радугу. Тем временем на улице разыгралась снежная гроза, и одна из самых громких молний погасила весь свет в наших вагончиках. Однако расходиться не хотелось: зажгли налобные фонари, играли в настолки, обсуждали предстоящий утром выход на скалы Пастухова. И новую пугающую высоту – 4 700 метров.
 

Я делаю шаг. Делаю второй…

Утром после короткого завтрака лезем выше облаков. И я замечаю, как над снежной тропой, по которой мы шагаем в тяжёлых ботинках и кошках, пролетают бабочки…

Высота накрывает внезапно. До заветной отметки – 200 метров по вертикали, но сил подниматься нет. Кто‑то садится в сугроб прямо на тропе, кто‑то стоит, опираясь на палки, я пытаюсь справиться с острыми приступами головной боли и накатившей тошнотой.

По крошечному шагу вперёд. Не смотреть вверх. Поднять правую ногу, замереть, подышать. Поднять левую. Остановиться. Словно учишься ходить заново. Лица друзей чужие, отсутствующие. Ты весь – дыхание и воля. Сжать зубы. Вверх. По чуть-чуть. Ты понимаешь, насколько слаб против природы и в то же время силён духом. Читаю это и в лицах тех, кто рядом. Мы вряд ли будем прежними.

И вот ты падаешь на выветренные скалы и пытаешься сделать глоток чая из термоса, а под тобой далеко внизу огромные горы и облака. «Зачем это надо?» – спрашивают те, кто не ходит в горы. И ты не находишься с ответом. Просто сквозь дурноту ощущаешь, что смог взойти на новую для себя высоту. А через день придётся забраться ещё выше.
 

Почти космос

Накануне самого главного выхода наша команда отдыхала. Утро посвятили снежно-ледовым занятиям: учились правильно падать в кошках, зарубаться с помощью ледоруба, чтобы не улететь вниз по склону, ходить по перильным верёвкам, перестёгивая карабины в неудобных перчатках. В этот решающий день несколько человек отказались от восхождения: у одних разыгралась горняшка, у других начались проблемы с коленями. Это было мужественное решение людей, здраво оценивших свои силы.

Спать легли рано, около шести вечера, чтобы проснуться после полуночи и начать штурм. В ту ночь я ощущала в душе абсолютное спокойствие и тишину. Смотрела на линию огоньков у Косой полки, на чистое звёздное небо и дышала насколько возможно глубоко. Спустя несколько часов я сама была огоньком на этой узкой тропе: шаг влево – и можно улететь вниз. В какой‑то момент запаниковала, чуть не задохнувшись из‑за плотной ткани балаклавы – не смогла быстро её стянуть в большой тяжёлой варежке. Но потом, шаг за шагом, обжигая лёгкие частыми вдохами, пошла вверх.

Рассвет на пятикилометровой высоте незабываем. Треугольная тень горы – гигантская, до самого горизонта, и плотный синий воздух – почти космос. Превозмогая себя, я дошла до седловины – почти плоского пространства между двумя вершинами Эльбруса на высоте 5 400 метров. И поняла, что дальше не смогу. В таких случаях действует одно правило: отпустить свою команду выше и начать спускаться. Ведь на высоте ты можешь стать проблемой для всех. Но прежде чем двинуться в обратный путь, мы всё‑таки добрели до края седловины, заглянули в бездонную пропасть по ту сторону горы и встретили солнце. Словно с другой планеты, где вокруг тебя – враждебные, непригодные для жизни пространства, переметаемые резкими порывами ветра и несущие вихри колючего снега.