Приходят во сне. Почему Екатерина Севергина одну картину может переписывать три года
-
Белгородская правда
-
Белгородская правда
Замечательная художница и мама пятерых детей Екатерина Севергина из шебекинского села Новая Таволжанка рассказывает, как идеи превращаются в картины, отчего все красавицы получаются на одно лицо и почему боялась писать иконы.
На одном дыхании
«Иногда идеи будущих работ приходят мне во сне, – рассказывает Екатерина Севергина. – Чаще всего на творчество вдохновляют родные и близкие люди. Люблю писать своих детей и вообще любых. Из путешествий по Байкалу, Туве привезла много ребячьих портретов. Тема детства – одна из главных, мне кажется, она лучше всего получается. Вчера Маня за столом вот так сидела, я смотрю: и свет хорош, и поза – готовая картина. Увы, не запечатлела этот момент, чем‑то другим была занята».
Мой педагог по живописи всегда говорил: «Вдохновение ждать бесполезно, сядешь рисовать – оно и появится». У меня никогда не бывает ступора или страха перед чистым холстом. Начинаю и пишу неотрывно – могу иногда неделю рисовать, иногда две–три. Пока работаю, закрывшись в мастерской, дети тут просто на ушах стоят (смеётся).
Портрет бурятской художницы Любы Нохоевой был написан на одном дыхании, за два часа, маслом, на случайно подвернувшейся фанерке. Она сразу мне очень понравилась, такая фактурная. Долго выпрашивала свой портрет – я не отдала, он потом колесил по городам, выставкам.
Екатерина Севергина / Фото: Алёна Черепанова
Как родился «Кошачий принц»
«Баба Аня» – это портрет моей родственницы. Безграмотная деревенская женщина, великая труженица. У неё были такие голубые глаза, я до сих пор не могу забыть. Дети забрали её в город, где она очень скучала по своему дому. Бабушка дожила до ста лет, отметила с родственниками свой день рождения и вскоре умерла».
«Человека с контрабасом» я писала с мужа. Денис – уникальная личность. Окончил МГУ, учился на факультете высшей математики и кибернетики. А потом вдруг понял, что это совсем не то, чем он хотел бы заниматься. Поступил в питерский университет на специальность «джазовый музыкант». Увлёкся бас-гитарой, контрабасом. С такой профессией надо жить и работать в каком‑нибудь мегаполисе, а он их не переносит.
Мы обвенчались, переехали в деревню. Решили, что займёмся чем‑нибудь душеполезным. Сейчас он поёт в храме и помогает мне расписывать стены в церкви.
Сюжет картины «В пути» я подсмотрела в поезде. На боковушке плацкартного вагона спят двое – мама и дочка. Я их увидела и просто влюбилась. Писала и переписывала картину три года. Первый вариант сделала мазками, пытаясь передать движение поезда. Перерисовала ещё раз. Картина получилась удачной, понравилась выставкому, много раз экспонировалась в галереях. Несколько раз делала копии на заказ.
Как‑то в Крыму, на вершине горы Мангуп, мы оказались в древнем Свято-Благовещенском мужском монастыре. Там встретила маленького сироту. Лицо, как у ангела. Его с обмороженными ногами где‑то подобрали монахи, пригрели. Увидела, как он играет с котом, и меня этот сюжет вдохновил. Работу назвала «Кошачий принц», выставила на сайте художников, там её увидела одна москвичка и заказала портрет своего сына.
Если нет времени, а идеи приходят, то записываю их себе в телефон на будущее, чтобы не забыть. Для меня важно, что нарисовать, а как это сделать, это уже не играет роли. В портрете должен был психологизм, пытаюсь почувствовать и передать внутреннее содержание моего героя. Отсекаю всё ненужное, беру самое главное и художественными средствами пробую это выразить. Не всегда получается. Хотя сегодня в современном искусстве форма доминирует над содержанием. Сейчас для большинства молодых художников именно это стало важным.
Фото: Алёна Черепанова
Нравится писать глаза
Самое сложное в портрете – руки. Сколько мы, студенты, пролили слёз из‑за них, пока учились. Кто‑то говорит, тяжело писать глаза, а мне нравится.
С большим трудом даются портреты красивых девушек, получаются не похожие сами на себя. Выходят все на одно лицо. Безупречные, идеальные, очаровательные, но нет в них индивидуальности.
Для меня проще нарисовать человека с характерными чертами лица.
Фото: Алёна Черепанова
Лучшее – враг хорошего
«Я не могу самостоятельно оценивать свои работы, никогда не понимаю, получилась картина или нет. Я только смотрю на них, и всё время хочется что‑то доделать».
В вузе приучили переделывать, переписать для меня не проблема. Но иногда бывает, что лучшее враг хорошего.
К критике отношусь спокойно. Лишь раз заказчики отказались забрать работу. Я, конечно, немного приукрашиваю портрет, при этом стараюсь, чтобы было сходство с оригиналом, но двойной подбородок никогда не нарисую (смеется).
Фото: Алёна Черепанова
Богоугодное дело
Был период, когда я думала, что с этим всем завяжу. Мы тогда жили в украинской деревне, это было ещё до известных событий. «Кому здесь нужно моё творчество, какой‑то ерундой занимаюсь», – мучилась сомнениями. Местный батюшка, тоже художник, став другом нашей семьи, как‑то сказал: «Создавать красоту – это тоже богоугодное дело».
Всё наше окружение – люди духовенства, прихожане – уговаривали заняться монументальной храмовой живописью. Я боялась. Не считала себя достойной, что ли. Дома попробовала писать икону – не получилось. Всё отставила, больше не бралась.
А позже попала в подмосковный Дмитров, познакомилась с питерскими мастерами-иконописцами, поработала с ними, поняла, как это делается. Оказалось, всё не так сложно.
Переехали в Новую Таволжанку, и нас с Денисом пригласили расписывать церковь в Старом Осколе. Сейчас делаем роспись шебекинского храма «Всех скорбящих Радость», мы его прихожане.
Перед тем как приступить, смотрела в Интернете иконопись Андрея Рублёва, работы современников. Собрала всё лучшее, сейчас компилирую и пишу. Задача – создать молитвенный образ, который настраивает человека на разговор с Богом. В этом жанре есть вещи канонические, которыми нельзя пренебрегать, но, например, в композиции росписи иконы есть место для творчества.
Работать приходится почти под потолком храма, на 15-метровых лесах. Сложность в большом масштабе: один лик высотой шесть метров и написан должен быть на своде. Снизу смотришь – одно изображение, а с лесов, с близкого расстояния, видишь совсем другое. Однако мне кажется, мы достигли золотой середины. Насколько хорошо или не очень получилось, пусть скажут люди.