Белгородец Вадим Тарасенко: «Дети должны знать, что такое война и что такое Родина»

Как в фильмах

«Когда началась так называемая вторая чеченская кампания, я служил в ОМОНе. Нас вечером со смены сняли и говорят: «Два часа на сборы, вылетаем в командировку!» Я сразу понял куда и зачем, но спокойно собрал вещи. Погрузили нас в автобус до Воронежа, а оттуда – на самолёт.

Летели на Ил 76, один самолёт на четыре отряда – забили полностью. Даже на рампах и перемычках сидели. Белгород, Воронеж, Калуга… Прилетаем в Минводы, а весь аэродром войсками забит. Самолёты один за другим прилетают, солдаты выходят оттуда строем, техника выезжает. Ощущение нереальности происходящего.

В Махачкалу приехали, а там, как в фильмах, – на улице костры, солдаты оружие в пирамиды составили, кто‑то ест, кто‑то бреется с маленьким зеркалом. Командир кричит: «Всем надеть броню!» Тут проняло сразу, почувствовал напряжение и дрожь, будто падаешь с парашютом. Так для меня началась война».

Фото: архив Вадима Тарасенко

Хотелось в армию

«Родом я из Борисовского района, вырос в селе Грузском. Там же окончил школу, а так как увлекался спортом, поступил на факультет физической культуры и спорта, тогда ещё в пединститут. После получения диплома хотел сразу в армию, но весенний призыв закончился. Я поработал в детской юношеской спортивной школе, а осенью сам пошёл в военкомат. Братья двоюродные отслужили, дед-фронтовик. Хотелось быть на них похожим.

Работал я тренером-преподавателем по волейболу. Так как была отсрочка от службы, пришлось писать заявление по собственному желанию. В наше время многие уже уклонялись от армии. Спросили, куда хочу, я ответил – в ВДВ. Так и попал вначале в Омский учебный центр, а после – в спецназ, 45-й полк специального назначения.

Вернулся из армии, середина 1990-х, а ты никому не нужен со своим высшим образованием. Мне посоветовали в ОМОН сходить, они, мол, спортсменов берут. У меня был второй разряд по футболу, волейболу, бегал хорошо, в армии рукопашку подтянул. Этого вполне хватило для сдачи экзаменов. Так и попал в ОМОН, а через три года перевёлся в СОБР».

Вадим Тарасенко провёл 6,5 года в горячих точках / Фото: архив Вадима Тарасенко

Первое задание

«Первую командировку запомнил навсегда. В Махачкале нас поселили в спортзале школы. В первую же ночь – тревога, всех поднимают. Нападение боевиков в сёлах Карамахи и Чабанмахи. Все по машинам, а наш отряд – последний в колонне – с утра отправили Миатлинскую ГЭС охранять. Укрепления, блокпосты и первые нервы. Мы на берегу реки Сулак расположились, а с другой стороны кавказцы позиции занимают. Сидим, целимся друг в друга. Хорошо, что Воробьёв, наш командир, решил переговоры провести. Оказалось, это ополченцы, которые тоже с боевиками сражались.
Оттуда нас в один из райотделов направили. Мы первые приехали в населённый пункт, стали укрепляться: мешки, на окна плёнку тёмную, уголки варили – нары делали. Укрепления строили в срочном порядке. Приезжает какой‑то генерал – и давай орать: «Это что такое? Снять немедленно! Мы приехали мирную жизнь устанавливать, а вы воевать собрались?»

А ночью масштабный бой. Фронт – километров пять, если не больше. Пули летят, трассёры от крыш рикошетом в небо уходят».

Фото: архив Вадима Тарасенко

Сны о войне

«И началась наша война. В четыре утра просыпаешься – и поехал на зачистки до самого вечера. Войска окружают населённый пункт с боевиками, а мы туда заходим. Боевики прятались за женщин, детей, стариков. Женщины за оружие хватаются, пытаются вырвать. Стрелять нельзя – дети. Постоянное напряжение: откроют по тебе огонь из толпы или нет. И были такие, кто не выдерживал. У нас один парень говорит: «Вы как хотите, а я не могу так». И уволился. Кто‑то пить начинал, кто‑то срывался, бросал всё.

Не знаю, был ли у меня чеченский синдром, о котором часто говорят. Мне кажется, что я спокойно переживал всё. Поначалу война снилась. Один раз во время такого сна сильно голова заболела, проснулся, кровь из носа идёт. Потом голову просветили – а там затемнение. Врач сказал, если бы кровь не пошла, был бы инсульт.

Боестолкновения были постоянно. К примеру, развозят нас на посты, меня оставили и поехали на следующий. А потом нарываются на фугас и обстрел. Понимаешь, что какие‑то минуты тебя от смерти отделяют. Хотя даже к боям привыкаешь. В тебя стреляют, ты стреляешь. Но бывают такие ситуации, к которым привыкнуть невозможно. Когда или ты, или тебя.

Однажды окружили мы здание, где боевики засели. Команда на штурм, мы начинаем движение. И тут боевики выскакивают и начинают стрелять. Слышу: справа заойкал кто‑то из наших – ранило. На меня боевик выскакивает, нас метра три разделяет. Я навскидку начинаю стрелять из винтовки, а он из автомата в меня – сноп огня навстречу. Всё будто во сне. Я приблизил прицел снайперской винтовки и поразил боевика. После, когда осматривали его, оказалось, пули мои застревали у него в разгрузке, магазинах с патронами и не пробивали. А где я стоял, над головой от пуль вся кладка была выбита. Он чуть выше взял».

Вадим Тарасенко выступает на празднике, посвящённом соревнованиям памяти Геннадия Мишенина / Фото: Юрий Боград

Учишься на ходу

«В горячих точках много о чём думаешь. И о доме, и о семье, но чаще о том, что происходит вокруг. Всё время одна мысль: кому нужна эта война? Особенно когда трупы рядом. Ведь она начинается тогда, когда политики не сумели договориться. Да, есть фанатики, с которыми договориться невозможно, но чаще диалог можно вести. Хотя нам из окопов всего масштаба, конечно, не видно.

А вообще, там происходит воспитание личности. Бой прошёл, ты учишься на ходу, анализируешь, как можно было лучше сделать. Мы ж не умели ничего. Хорошо, что у нас в отряде афганцы были – многое подсказали. Рассказывали, как ходить бесшумно. Если пить захочешь, а воды нет – гальку надо рассасывать, это жажду притупляет. Но многие вещи с той войны уже не подходили для наших реалий.

Бывают ситуации, которые заставляют лишний раз задуматься. Заняли мы как‑то позиции, и к нам приехали солдаты-срочники, их поставили на посты для усиления. Внизу шлагбаум, стоит солдатик наш. На вид так себе: одежда изношенная, автомат чуть ли не по земле волочится. Тут подъезжают двое кавказцев, холёные, наглые. И с места на солдата: «Эй, пропускай!» А тот – автомат с плеча, и голосом таким, что даже меня дрожь пробрала: «А ну стоять! Н­азад!» Те сразу в лице поменялись, в машину запрыгнули и уехали. А у меня мысль: вот такие солдатики и выигрывают войны. Ему не надо тёплую постель и биотуалет. Чуть ли не ветром его сдувает, а силы воли – на пятерых. Я ему тушёнки банку потом дал, а он её вместе с лавровым листом и жиром съел, голодный такой. Но гордый и бесстрашный».

Фото: Юрий Боград