А вдруг наверху беда? Что стало в Белгороде с бомбоубежищами

Распознать бомбоубежище

Для начала мы нашли профессионала, который больше 10 лет исследует белгородские подземелья. Действуя по принципу «что не запрещено, то разрешено», он, тем не менее, скрывает своё имя и лицо.

«Бомбарей (т. е. бомбоубежище – прим. авт.) в Белгороде все меньше и меньше – в центре их разрушают при строительстве, в промзонах – забрасывают. Если завод не работает, то и убежище никому не нужно, – рассказывает наш провожатый, пока мы идём в промзону бывшего витаминного комбината. – Здесь четыре убежища. На карте 1965 года я видел и пятое, но как ни старался, не нашёл его. Возможно, оно было только в планах».

Густые заросли клёна скрывают бетонную дорожку, ведущую к наклоннику. На рассохшихся дверях табличка «Убежище № 79 цеха витамина А-10т».

«Лет пять назад тут включался свет, но сейчас мне рубильник не нравится: подвод 380, не будем рисковать», – замечает гид, выдавая мне фонарик.

Ровно на пятой ступеньке ощущается резкий температурный скачок – веет прохладой. Я однажды была в пещере, где круглый год естественные +7. Здесь примерно так же.

«Герметичные двери о-очень тяжёлые, выдержат непрямой ядерный удар. Швеллер выдержит ударную волну атомной бомбы в 20 килотонн. На случай если не выдержит, через 1,5 метра вторая такая же дверь», – поясняет проводник.

Двери, конечно, открыты. Тёмное бомбоубежище построили в 1961 году, как и сам завод, и оно было в рабочем состоянии до 2003 года.

В общем зале металлические шконки на два яруса, старый матрац, деревянные пустые ящики с печатью «ГП-5 – гражданский противогаз пятого поколения, 40 штук». Повсюду беспорядочно разбросаны матерчатые сумки от противогазов. Кто‑то вынес отсюда сотни противогазов с истекшим сроком годности.

«Воровство метафизического характера, без какой‑либо разумной цели, которое бывает лишь в российском государстве», – писал о таком Сергей Довлатов, приводя в пример кражу ведра цементного раствора, впоследствии застывшего, избирательной урны из агитпункта и пюпитра из клуба самодеятельности.

 – В 2011–12 годах и противогазы, и фильтры были в целости, – прерывает мои размышления гид. – В убежище нет запаса провизии: оно не предусмотрено на длительное пребывание. Сюда должны были быстро эвакуировать людей из цехов, а затем спасти отсюда в течение трёх дней. Думаю, человек 500 реально вместить. Да – штабелями, но наверху радиация, жизни нет.

 – Можно ли это назвать жизнью…

— О-о, вы бы видели штабное убежище! Там был даже кинопроектор. Сейчас оно закрыто.

Подобие уюта и безопасности

Фонарики выхватывают из темноты туалеты, душевые, бывший медпункт, узнаваемый по мерзко-синему кафелю на стенах, раковине и медицинскому шкафу-витрине.

 – О, люстры лежат, откуда?

— Да, раньше висели на своих местах.

— И с ними так себе интерьерчик.

Вдруг в темноте неожиданно что‑то часто запищало. Оказалось, всего лишь вспышка фотоаппарата. Отлегло.

За общим залом подсобные помещения с фильтро-вентиляционными установками. Они очищали и подогревали бы воздух и только затем направляли бы его в общий зал. Создаваемое ими избыточное давление выдувало бы радиационную пыль наружу.

Отдельное помещение размером с кладовку в квартире, с тяжеленной гермодверью – это гермофорточка. Кто‑то каким‑то образом отпилил с неё одну гермодверь. Рядом с «форточкой» аварийный выход: узкая шахта с железной лестницей, уходящей в квадратик солнечного света.

Гид показывает вентиляционные фильтры, я же вижу только чёрные бочки.

«Работают по принципу угольного фильтра в противогазе, одна бобина – 50 кг. Стрелки видите наверху? Так в фильтр поступает воздух, очищается в нём и идёт дальше в основное помещение».

На случай отключения электричества есть вентиляция на ручном приводе. Двигатель, конечно, украли, а ручка и сейчас мягко крутится. Да, хочешь жить – умей крутить.

Если бы мы жили в Америке…

…то каждый заброшенный бункер был бы полноценным объектом недвижимости, а в пандемию коронавируса ещё и высоколиквидным инвестиционным активом. На фоне COVID-19 американский рынок бункеров переживает небывалый всплеск. В первые три месяца 2020 года спрос на убежища вырос на 2 000 % по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Уверяют, что в числе покупателей – много богатых россиян. Цена вопроса – от 150 тыс. долларов за 46 кв. м.

Растёт и предложение. В Канзасе, например, устроили многоквартирный комплекс прямо в заброшенной ракетной шахте. Производитель гарантирует спасение от любого бедствия, включая солнечные вспышки, атомную войну и, конечно, пандемию.

Нашлись предложения и в России, правда, скромненькие. Как‑то слабо представляется, чтобы кто‑то положил глаз на ракетную шахту, пусть и заброшенную. А создать убежище у себя в огороде – запросто. Подземный бункер премиум-класса с бетонными стенами 50–100 см, двойным бетонным перекрытием 70 см, пуленепробиваемой, абразивостойкой дверью, автономной системой электроснабжения и подачи воды, вентиляцией, канализацией, регенерацией и даже морозильной камерой для запаса провизии обещают построить от 100 тыс. рублей за 1 кв. м. Помимо вышеперечисленного, московский производитель оборудует бункер радиометрическим контролем, камерами слежения с выводом на мобильный телефон, погодной метеостанцией и датчиками вредных испарений.

Но мы живём в России

В Белгородской области готовых бункеров в продаже нет. Приватизировать заброшенные нельзя. Как рассказали в мэрии Белгорода, все бомбоубежища – федеральная собственность, их могут передать предприятиям и организациям только на ответственное хранение.

Даже если кто‑то и отважится взять в собственность сырой грязный подвал, государство в лице Росимущества будет биться за него до последней разложившейся резиновой прокладки фильтра-поглотителя.

Так, в 2015 году ведомство оспорило продажу бомбоубежища бывшего телефонного завода «Тетла» в Пермском крае. К моменту судебных разбирательств оно находилось в собственности предпринимателей больше 20 лет. Однако Росимущество доказало, что помещение является имуществом мобилизационного назначения и потому ограничено в гражданском обороте, а следовательно, завод не имел права распоряжаться им самостоятельно. Помещение у предпринимателей забрали.

«Приватизация подобных объектов всегда была запрещена, а сами такие объекты в силу закона отнесены к федеральной собственности, – прокомментировал с своём блоге на сайте «Закон.ру» юрист Алексей Юминов. – Поэтому, если на земельном участке, предназначенном для «устойчивого развития территорий», имеются подземные бункеры либо иные подобные сооружения, право частной собственности на которые не зарегистрировано, это автоматически означает принадлежность спорных сооружений Российской Федерации. И как следствие, определённую «мину» на земельном участке.Так, собственник объектов недвижимости, расположенных на земельном участке, формально не имеет права на приобретение такого земельного участка в собственность или аренду. В случае признания права федеральной собственности на бомбоубежище может быть поставлен вопрос о законности ранее оформленных прав на землю. Реализация строительного проекта в любом случае требует снятия объекта с учёта в органах МЧС и исключения объекта из реестра федерального имущества».

Не в Нарнию

Наш следующий поход как раз на участок, где идёт строительство, и вход в убежище я легко перепутываю с туалетом для строителей. Заходим и исчезаем. Та же узкая лестница, те же гермодвери, скрывающие «трёхкомнатную распашонку»: большой зал, из которого ведут выходы в залы поменьше. По прикидкам проводника, вместилось бы человек 200–300. В большом зале советские школьные парты, покрытые пылью и известью, в углу ящик с песком, у стены следы костра. «Вкл свет» – показывает стрелка на стене в сторону туалетов. Никакого света давно нет, как и проводки.

Туалетные комнаты М и Ж. В мужской всё надёжно, ровненько. В женской – одно неловкое движение, и ты уже в тёмном резервуаре, едва прикрытом железными люками. Если бы сейчас из него вылезло скользкое чудовище, я бы не удивилась.

Сильного холода не ощущается, но воздух очень сырой и спёртый. В соседней комнате традиционное для любой заброшки спальное место. Насколько всё в жизни должно быть плохо, чтобы человек разумный притащил сюда палетты и пласт утеплителя из стекловаты, заботливо застелив его одеялком. Ох и почёсывался же он после сна. Из неожиданных находок – железный молоток сварщика на полу, ряды сталактитов на потолке и жуткие корневища на стене – то ли мох, то ли плесень, то ли следы чудовища. К моему великому счастью арахнофоба, нигде нет паутины.

«Нет еды, нет и охотников», – логично комментирует отсутствие пауков проводник.

С улицы хорошо слышны машины и работа автомойки, поэтому внизу не ощущается оторванности от мира.

«Вобще, это неправильное бомбоубежище, – рассказывает гид. – Оно очень неглубокое, сверху нет земляного вала, и от улицы нас отделяет бетонный полоток сантиметров 50 толщиной. Такой выдержит разве что бомбовый авианалёт, но никак не атомный удар. Возможно, помещение использовали как склад ГО».

Мы выискиваем сердце убежища, хотя точнее было бы сказать «лёгкие» – комнату вентиляции. Без неё любой бункер рано или поздно превратился бы в братскую могилу. В этом убежище от всего оборудования остались только угольные фильтры и лабиринт из толстенных жёлтых труб под потолком.

— Убежище заброшено лет 30, и, судя по строительной площадке рядом, скоро мы его совсем потеряем, – говорит гид. – Хотя почему не использовать как складское помещение? Провести хорошую вентиляцию – и пожалуйста. Центр города, есть подъездные пути, рядом промплощадка. Хоть склад, хоть грибницу делай.

— Бесхозяйственность, – развожу я руками.

Позже я адресовала вопрос мэрии Белгорода: кто же следит за состоянием бомбоубежищ и можно ли приватизировать такие заброшки? Оказалось, что в управлении надзорной деятельности и профилактической работы МЧС России по Белгородской области есть отдел по Белгороду. Вот они‑то и контролируют содержание и использование бомбоубежищ. А вот сколько их уже заброшенно, в мэрии рассказать отказались. То ли не уследили, то ли гостайна.

Зато не тайна, как должны эксплуатироваться защитные сооружения. Ещё в 2002 году приказом МЧС утверждены правила, в которых чётко указано, что и в какие сроки должно ремонтироваться. Например, текущий ремонт лестниц, перекрытий и перегородок – раз в пять лет, гермодверей – раз в два года. Расписано всё, вплоть до замены подшипников и смазки технической системы.