«И опять наступила весна…» Как сегодня живёт белгородская Топлинка

Как на ладони

Как пишут в учебниках литературы, это произведение о противостоянии старого и нового уклада жизни.

Смену уклада испытали на себе в 1970–80-е годы и несколько белгородских сёл, когда на Северском Донце решили построить Белгородское водохранилище. В 1977-м недалеко от Графовки стали возводить дамбу, объявив о необходимости расселения попавших в зону затопления населённых пунктов, в том числе Топлинки.

Под уровнем моря. Зачем на Белгородском водохранилище спустили воду

В общем‑то, это и всё, что мы знаем, направляясь в Белгородский район. А ещё наслышаны о том, что по сей день в Топлинке живёт бабушка Валя, которая наотрез отказалась уезжать из родного села.

От Белгорода до Никольского – всего с десяток километров, до Топлинки – ещё семь. Да и лес за Никольским, через который ведёт нас навигатор, на тайгу не похож. Пока едем вдоль речки Топлинки, встречаем рыбаков. Дорога через лес пусть и грунтовая, но вполне накатанная, что, впрочем, не мешает нашему водителю ворчать: мол, если пойдёт дождь, редакционную машину придётся вытаскивать трактором. Небо и вправду с утра хмурится.

Наполненный птичьим щебетом лес обрывается, и вот она, Топлинка, вся как на ладони. Одна усадьба с большим двором и хозпостройками. У самого въезда, будто стражник, встречает нас старая ракита. Годы склонили дерево к самой земле, но оно продолжает жить, выпуская новую листву.

Воды тут не будет

Мы приехали в Топлинку 19 апреля – в день Пасхи. На крылечке дома замечаем молодую женщину:

— Христос воскресе! – подходим ближе, здороваемся. – Вы здесь живёте?

— Воистину воскресе! – отвечает женщина. – Нет, я внучка хозяйки. Бабушка сейчас выйдет.

Бабушка Валя – Валентина Петровна Ковалёва – будто ждала нас. А может, просто рада возможности поговорить о родной Топлинке, о храме в Никольском, в который – увы! – из‑за карантина не поехала в такой великий праздник. Живёт она здесь с дочерью и зятем. Ведут хозяйство, держат живность.

«Дом построил мой муж, Павел Алексеевич, – рассказывает бабушка. – Он участник войны, мурманский моряк. Работал в обкоме партии, в горисполкоме, на консервном заводе. Городским тогда в колхозах не разрешали строить, потому моя мама, Мария Фёдоровна, сказала: строй на моей усадьбе».

Добротный дом капитан ­третьего ранга Павел Ковалёв поставил рядом со старой хаткой, которая и сейчас сутулится во дворе.

«Как он любил Топлинку! – вздыхает о муже Валентина Петровна. – И я люблю своё село, это моя родина».

Павел Алексеевич ушёл из жизни в 2004 году. Похоронен на топлинском кладбище, в нескольких десятках метров от дома.

— Не боялись затопления, когда решили остаться?

— Я сама проектировщик, – объясняет хозяйка. – Работала в Белгороде в проектной организации. У нас был инженер-гидротехник Стасик Горбов, он нам сказал, что никакой воды тут не будет. Мы и остались.

В конце 1950-х Валя (тогда ещё Сущенко) по распределению уезжала из родных мест аж в Узбекистан – участвовала в проектировании электрохимического комбината им. Сталина под Ташкентом. Оставляли молодого специалиста в союзной республике, сулили жильё – а всё одно, отработав положенные четыре года, вернулась она в родную Топлинку, где жила и трудилась в колхозе мама, откуда ушёл на фронт отец, Пётр Евсеевич. Он погиб в первые месяцы Великой Отечественной.

В детских воспоминаниях остался храм – большой, на два прихода, говорит бабушка Валя. Родная тётя пела в хоре на клиросе. Вместе с другими ребятишками, такими же голодными – время‑то какое! – ходила Валя в храм, батюшка давал на причастие кусочек хлебушка. Разрушили Анно-Зачатьевскую церковь в Топлинке уже в мирные 1950-е.

«Веру в Бога в людях уничтожали, – горько вздыхает Валентина Петровна. – Выбили в церкви окна, положили дров и подожгли. А потом рядом с этим местом школу построили».

Пасхальные адреса

Во время нашей беседы к дому подъезжает легковушка. Из неё выходит молодая женщина.

«Христос воскресе! – приветствует нас гостья и обращается к бабушке Вале: – Валентина Петровна, вас не было на службе, поэтому отец Сергий попросил подарок вам завезти».

Поинтересовавшись, не нужна ли бабушке помощь, женщина уезжает – у неё целый список адресов. Народу на Пасху в Никольском храме немного было, а поздравить нужно всех прихожан.

Бабушка Валя вновь мысленно возвращается в те времена, когда топлинцам заявили о необходимости расселения:

«Тысяча человек народу в селе жили. Механизаторы успели здесь себе хорошие дома построить. У кого трое детей в хате, у кого пятеро. И вдруг сказали: ломать! И сейчас вспоминаю – мороз по спине. Приехали японские трактора, колёса – чуть не с тебя ростом. К одному углу подъезжает и долбит его, пока не завалит. Потом с другого угла. Выроет яму и в неё всё заровняет. А такие хатёнки, как у моей мамы, – пожгли. Колёса резиновые бросали, чтоб лучше горело. Люди плакали».

Для переезда – в основном в Никольское, где специально построили жилье, – топлинцам выделяли транспорт:

«Первым квартиры дали хорошие, трёхкомнатные. А таким, как моя мама, построили двухэтажный семиквартирный дом. Что в той квартире делать сельскому человеку? Вот приду в Никольское, а наши люди в оконушки смотрят: «Валька приехала!» Скучали там они».

Стояла в Топлинке подстанция на 6 тысяч вольт. Увезли её – начались у Ковалёвых проблемы с электричеством. В конце концов протянули кабель от бывшей колхозной мастерской, и свет наладился. Единственную нынче улицу назвали Школьной. Потому что, объясняет бабушка Валя, прежде этой улицей ребятня в школу бегала:

«Начальство знает, что я здесь живу, зимой дорогу расчищают от снега. Я раньше к Никольскому относилась, теперь определили к Разумному. В феврале приезжали глава (администрации поселения – прим. авт.) и два секретаря, поздравляли меня с юбилеем».

Чуть дальше по Школьной, среди зарослей деревьев и кустарников, виднеется домишко. Пустой, без хозяев, но именно он наполняет Топлинку особой памятью. Здесь жил поэт Александр Филатов, отчаянно пытавшийся отстоять родное село.

На снос Топлинки

Последним сумраком беды
Не занесёт твои следы.
Порубят сад? Зато в саду 
взрастит стихия лебеду.
Снесут дома? Сломают мост?
Затопят выгон и погост?
Часы прервут свой ход и бой…
Но мы‑то вечные с тобой,
Как свет звезды, как свет луны,
Как продолженье жизни – сны,
Где всё летит, где все летят:
Деревня, хата, спелый сад,
И я с тобой, и ты со мной,
И край могилы ледяной –
За пять, за десять, за сто лет
До наступленья истых бед.

Филатов работал учителем в Топлинской школе. В 1982-м он с женой и сыном уехал в Белгород. Спустя шесть лет Александр Константинович ушёл из жизни, обретя вечный покой на кладбище в Никольском.

«На месте дома Филатовых раньше другой стоял, – вспоминает бабушка Валя. – После войны в нём был колхозный детский сад. Я девчонкой ходила туда помогать, носила пелёнки на речку стирать, меня за это кормили. Филатовы тогда своих детей: Сашу, Витю и Валю – водили в тот сад. Так что я Сашу помню с самого детства. Какой красивый мальчик был!»

Теперь в Топлинку приезжает сын поэта – Александр.

«Необыкновенный парень, – говорит о нём Валентина Петровна. – Книгу отцовскую мне подарил. Я ему говорю: «Саш, не волнуйся, домик я охраняю. Как только едет кто‑то – я в окошко вижу». Сколько раз разные люди приезжали, говорили: будем дом Филатовых облагораживать. Но пока никто не взялся».

Запустение и разруха

Идея создать на базе дома, в котором жили Филатовы, некое культурно-историческое пространство звучала на уровне районной и областной властей ещё несколько лет назад. Но до реализации дело так и не дошло, и нетрудно догадаться, что вопрос упирается в деньги.

Сейчас здесь запустение и разруха. Выбитые окна, остатки незамысловатой утвари… Как в филатовских строках: «взрастила стихия лебеду». Больно видеть это, тем более после всего, что мы сегодня узнали об истории Топлинки.

Позже в телефонном разговоре Александр Филатов-младший нам расскажет, что дом был на балансе сельсовета и предназначался для учителей Топлинской школы. Организации, сносившей дома, платили за частный сектор, а снос школы и учительского домика не оплачивали. Школу потом разрушили, разобрали по кирпичикам. А дом уцелел.

«Из известных мне односельчан никто не радовался переезду, – говорит Александр Александрович. – Но тогда все были законопослушными, и, кроме моего папы, открыто никто не протестовал, хотя все возмущались. Кто согласился уехать из села – уехали. Остались только настоящие хозяева, как Ковалёвы. Трагедия для людей заключалась в том, что приходилось бросать всё, что было нажито по крохам. Один из жителей села в течение многих лет покупал по 2–3 кирпича в день, построил дом, а его потом снесли. Нарушение многолетнего уклада жизни трагически повлияло на людей».

Можно было не расселять

Пока мы, словно зачарованные, знакомимся с Топлинкой, на небе рассеиваются облака, а с ними – опасение, что дождь размочит грунтовку. Между тем к кладбищу время от времени подъезжают автомобили. Так уж повелось в народе – в Светлое Христово Воскресение проведывать усопших.

На топлинском кладбище есть забытые могилки – только покосившийся безымянный крест хранит место упокоения. Но больше, кажется, могилок ухоженных – с оградками, цветами. У некоторых памятников на тарелках лежат пасхальные куличи и крашеные яйца. Люди, приехавшие, как мы, в этот светлый день в Топлинку, приветливы и охотно вступают в беседу.

«Когда село расселили, в Никольском на Пасху собирали приезжих и автобусом возили в Топлинку, – рассказывает Владимир. – Бывало, в распутицу на тракторе везли. И батюшка с ними приезжал. А сейчас народу мало осталось, потому и ездит каждый сам».

Вообще, говорит он, была традиция приезжать на кладбище на Радоницу, но этот день выпадает на будни, а Пасха – выходной, потому и сподручней. Владимир живёт в Белгороде, сегодня приехал с семьёй – на могилы родственников. В Топлинке прошли несколько его детских лет:

«Здесь такая красотища! Никогда ветра не было. Сад колхозный рос – яблони, груши, сливы… Очень много хмеля росло. Школа очень хорошая была, её мои родители строили».

Юрий Сущенко приезжает в Топлинку не только на Пасху: здесь похоронен отец, другие родственники. Мальчишкой во время летних каникул гостил в селе у родной тёти:

«Когда село стали расселять, некоторые обрадовались: мол, надоело в халупах жить, думали, лучше заживут. А что толку? Старушки, которых позагоняли в квартиры, умирать начали. На третий этаж поселили бабку – она разве спустится? В селе хоть выйдет в огороде поковыряется, с соседями пообщается. Топлинку можно было и не выселять. Не всё ведь село под воду ушло. А какой клуб был! На кирпичи его постепенно растащили».

…Мы покидаем Топлинку, прощаемся с её хранительницей – бабушкой Валей.

«Я вас за здравие запишу», – машет она рукой нам вслед.

И сердце наполняется щемящей грустью. Имя которой – Топлинка.