Личные записи о Белгороде во время Великой Отечественной войны

В тот момент, когда писались эти строки, никто в мире не знал, что будет завтра с этим автором, с его семьёй, городом и даже страной. Потому так ценны для нас мысли тех, кто жил в нечеловеческих условиях военного стресса и делился с бумагой своими переживаниями. В каждом слове – страх за жизнь близких, жгучее желание справедливости и ненависть к свастике.

Наполовину мертвец

Октябрь 1941 года. Немецкие части группы армии «Юг» рвутся в направлении Белгорода и Харькова. Советские войска ведут ожесточённые оборонительные бои. Под натиском противника они вынуждены отступать. 24 октября солдаты вермахта войдут в Белгород.

«В украинской газете сообщается, что якобы устранён от командования Ворошилов, что смещён Тимошенко, а оборона Москвы поручена Жукову. И ещё, что кроме Харькова, взят крупный железнодорожный центр – Белгород… Снова шли евреи. Они двигались ужасающе медленно. Так могут двигаться только тени. Посередине четыре человека несли на одеяле молодую женщину с тупым, отсутствующим выражением лица. Её безжизненное тело обвисало в одеяле. Оно покачивалось от ходьбы, а чёрные волосы растрепались и высыпались над одеялом. За ними двое несли девушку без ног. Потом шли мужчины, старики, дети», – напишет потомкам свидетельница оккупации Киева, художница Ирина Хорошунова.

Пессимизмом будут наполнены мысли соотечественников вплоть до переломных событий 1943 года. Многие из сохранившихся записей тех лет – на вес золота для потомков погибших солдат. Так, 10 марта 1944-го станет последним бой в Псковской области для майора Дмитрия Жигунова. За год до гибели (в феврале) размашистым почерком он оставит запись:

«…Есть уверенность, что в этом месяце наши войска возьмут города: Ростов-на-Дону – Лозовую, Харьков, Курск, Белгород, Орёл, Брянск, Полтаву и весь Донбасс, а за март очистят всю Украину, Ленинградскую область и остальные районы Калининской области. При условии, что не будут снижены темпы наступления и хватит резервов, есть надежда, что к июню месяцу 1943 года война будет окончена, ибо немец на своей территории воевать не сможет. Ибо то, что он натворил на нашей территории, естественно будет ждать такой мести, от которой нет нигде спасения, он уже будет наполовину мертвец от одного лишь страха в ожидании удара нашей мести, теперь на их собачьей территории, да!».

Куклы рюсс

8 февраля 1943 года писатель Иван Бунин, ведущий дневник до конца своих дней, размышлял:

«Взяли русские Курск, идут на Белгород. Не сорвутся ли?».

Не сорвались. Уже на следующий день войска 40-й армии Воронежского фронта в результате упорного боя освободили Белгород. Но из‑за плохой связи эту новость узнали не все и не сразу. А недостаток информации, как известно, рождает домыслы и даже суеверия:

«Как говорила Зоська, ей снился обгоревший сад. Все ждут или окончания войны, или чего‑то ещё худшего. По радио удалось поймать, что Белгород был занят большевиками ещё 10 февраля», – поделится одесский композитор Владимир Швец.

«Полинка – наша пионервожатая – сегодня забежала. Притащила селёдку и два куска сахару, и то и другое теперь считается деликатесом. А я ли её не ругала. Так вот поди же. Тронуло. Взяли Азов, Курск, Белгород. Каж-дое утро с волнением ждём сводки, а иногда с тревогою думаешь – неужели летом они снова будут побеждать?» – в тот же день прокомментирует свидетельница блокады Ленинграда Мария Воробьёва.

Но с 9 марта Белгород почти еже-дневно бомбят. 18 марта немецкие войска вновь захватят его. Фронт и вся страна замерли. Дочери знаменитого писателя Ирине Эренбург в этот день исполнилось 32 года:

«Второй день рождения без тебя. Ничего на свете не хочется. Жру, вчера мне безумно захотелось сладкого кофе. Выпросила кусочек сахара у Савы. Боря, ты должен быть. Второй раз отдали Белгород».

Ирина Эренбург удочерила девочку, родителей которой расстреляли фашисты. Воспитанница французской школы, она всегда оставалась русской и очень категорично реагировала в записях на происходящее:

«Началось немецкое наступление: Курск, Орёл, Белгород. Погиб Сикорский в авиакатастрофе… Читала французские газеты: полное обнищание, в умах тоже. Была на выставке англо-американской дружбы. Сплошная благотворительность по отношению к нам. Они продают куколки «стиль рюсс» и устраивают ночные кабаре, где выступают русские казаки. Доходы идут нам на помощь. Сволочи». (5 июля 1943).

Вновь охватившее мирных людей отчаяние точно опишет историк Георгий Князев:

«Сталин – великий маршал; Сталинград. Ростов. Курск. Харьков… Уж близок Днепр с Киевом. И вдруг март. Тон сводок другой. Умолчания… И, наконец, сообщение о вторичной катастрофе Харькова, за ним Белгорода. Ещё несколько усилий на Центральном и Западном фронтах. И всё остановилось. Опять инициатива перешла в руки врага. Конец войны опять в совершенном тупике, ничего не видно».

15 домов

Связь с городом снова нарушена, из‑за чего некоторые «летописцы» оказались полностью дезориентированы:

«Начались большие бои от Белгорода до Орла. Кто на кого неизвестно» (Вера Зайцева).

Другие узнают новости через случайных заезжих:

«Вчера заходил в музей какой‑то немец-музыкант с переводчицей коменданта. Эта же переводчица сообщила, что она получила известия от своих родных из Белгорода, ей сообщают о разрушении Белгорода. Там поместился какой‑то штаб советских войск, и немцы уничтожили авиацией весь город. Уцелело не более 15 домов», – сокрушается 3 мая руководитель Лебединского историко-краеведческого музея Борис Руднев.

Его жизнь оборвётся через год. За время войны ему удалось сделать невероятное – сохранить музей, который теперь носит его имя.

Самые осведомлённые – непосредственные участники боевых действий. Николай Селянин ушёл на фронт, будучи уже дважды дедом. Прощаясь, с грустью сказал:

«Четыре дочери у меня и ни одного сына, а то бы вместе со мной пошёл Родину защищать».

Чуть позже одна из дочерей – Галина – тоже ушла на фронт, чтобы доказать отцу, что русские девушки бесстрашные.

2 марта 1943 года он успеет начеркать всего пару строк:

«Сильная оттепель. Валенки полны воды. Идём на Белгород. Томаровка – 40 км. Всю дорогу была метель, к концу дня она дошла до урагана».

И ни слова о том, как было трудно и страшно, о предстоящем бое. А ведь именно из‑за этих сырых валенок он позднее угодит в госпиталь.

Зато о бое, вернее о том, как он начнётся, 7 июля напишет капитан танковых войск Василий Белохин:

«Вечером прибыли фронтовые артисты, в 22.00 собрались смотреть концерт. На половине концерта пришлось остановиться по случаю сильной бомбёжки, через 5 минут был объявлен приказ к бою. Артисты стали «манатки» собирать, а мы машины заводить. И так началась знаменитая Курская дуга. Такая битва, которую история не знала. Наш корпус бросили ближе к Белгороду. До сегодняшнего дня мы находились в составе степного военного округа (СВО), который по размерам равнялся фронту. С сего числа мы переходим в подчинение 1 гв. танковой армии. Вечером вступили в бой около Александровки-Прохоровки. Около этой знаменательной Прохоровки мы в течение двух суток держали натиск противника.

Именно на «Прохоровском плацдарме» мы решали судьбу летнего немецкого наступления. Именно здесь немец бросил 38 дивизий, именно здесь в одну атаку ходило по 800 танков с каждой стороны. Именно здесь наш корпус сдержал напор врага».

Месяцем «завоеваний и воспрянувших надежд» назовёт июль 1943-го блокадница Ирина Зеленская.

Именно таким он станет для всей страны.

Особый восторг

День 5 августа 1943 года обозначился в дневниках большими буквами, с восклицательными знаками, кое‑где даже с рисунками салюта. Народ ликовал! Но посмотрите, как по‑разному люди выражали свои эмоции.

«Важнейшее сообщение по радио: мы освободили Орёл и Белгород. В честь этого в Москве – салют из 120 орудий, но мы, к сожалению, этого не слышали. Только смотрели на часы и говорили: Вот теперь!» (поэтесса Вера Инбер).

«В ночь на 5-е мы снова подверглись нападению воров, которые, перескочив через забор, помяли сильно в этом месте огурцы. Сегодня Крас-ная Армия заняла города Орёл и Белгород» (преподаватель математики Борис Талантов).

«Высота 227. КП 5-й гвардейской танковой армии (5 км восточнее Томаровки… Только здесь на передовой можно оценить все «прелести» войны. Война сегодня – это величайшее напряжение нервов, испытание характеров, физических и моральных сил не только отдельных людей, а народов. Но человек привыкает и к войне. Я видел десятки людей, которые под сильным артиллерийским огнём или бомбёжкой спокойно продолжали есть и даже спать. Наши танки продолжают успешно продвигаться вперёд. Сегодня взяты Орёл и Белгород» (Николай Каманин, генерал-полковник авиации, один из первых Героев Советского Союза, организатор подготовки советских космонавтов).

«Кто‑то рванул дверь, запертую на крючок, и сразу забарабанил кулаком по тонкой фанере. Дверь открыли, и в столовую, как вихрь, ворвались Вова и Миша.

— Победа, победа! – кричат мальчики вне себя. – В один день взяты Орёл и Белгород.

Все повскакали с мест, раздалось оглушительное «Ура!». В столовой водворяется тишина. Аня читает приказ. Особый восторг вызывает то место, где говорится, что наше наступление разоблачает легенду о невозможности для Красной Армии вести наступление летом.

— Капут деду Морозу! – весело говорит кто‑то.

…Я рассказываю о славной традиции салютовать победителям. Ребятам особенно понравилось, что во время празднования Ништадтского мира огненный орёл набросился на шведского льва, и тот рассыпался на множество искр» (свидетельница блокады Ленинграда Ксения Позикова-Рубец).

«Все мы охвачены огромным энтузиазмом в связи с наступлением наших войск и освобождением Орла и Белгорода… Живём большими надеждами. Каждая сводка теперь очень радует. Дорогая Родина скоро будет свободной» (поэт и участник войны Адольф Павленко, писал свой дневник на обёртках концентрата гречневой каши, потом склеивал их мылом).