Жеребец наполнен невидимой и скрытой прежде от человеческих глаз колоссальной энергией. Хозяин берёт кабардинца за уздечку, успокаивает голосом. Какие чувства соединяют человека и животное?
Сельская пастораль
«Встаю когда в пять, когда в шесть утра. Открываю баз. Лошадей выгнал и гоню на луг. Стреножу их, и так они пасутся до самого вечера. Вечером я за ними возвращаюсь, всех расстреножил и пригнал домой. Обычно это уже делаю с заходом солнца, – рассказывает свой распорядок дня Василий Москаленко. – Хочу сделать большую ограду, где они будут пастись у меня круглосуточно. Это будет такой большой загон или левада. Конечно, лучший корм для лошади – это разнотравье, но зимой без фуража не обойтись, поэтому подкармливаю ячменём, овсом. Лошади должны чувствовать заботу, быть сытыми и ухоженными. Если кобыла кормится хорошо, жеребёнок всегда будет хорошим. Чтобы получить хорошее потомство, надо работать года два, не меньше».
Верхом с трёх лет
Он с детства болен лошадьми:
«Первый раз прадед посадил меня на коня в три года. А в пять я мог управлять конём самостоятельно. Прадед его воевал ещё в Первую мировую. О нём с гордостью вспоминает мой собеседник и перечисляет названия императорских наград».
— А что тогда запомнилось больше всего? – даже не пытаюсь скрыть любопытства.
— Ощущение свободы и скорости. Как это возможно передать словами? — собеседник разводит руками.
Внимательные светлые глаза, недвусмысленный казацкий чуб, колоритный профиль – в Василии Николаевиче угадывается южнорусский тип.
«Когда мне было четыре года, меня нянчила прабабушка. Рассказывала, что на подворье было шесть лошадей. Уже тогда я знал про каждую всё до мелких деталей», — говорит он.
Хозяин невероятно подвижен: только что гонялся за чёрным жеребцом по пастбищу, через секунду его голос звучит в пяти метрах справа, а как правильно держать нагайку, Василий Москаленко показывает уже стоя рядом со мной. Как он успевает так перемещаться? Остаётся только удивляться.
Древние традиции
«Родом мы слобожане. Из Соколовки, рядом с Ивицей», – показывает рукой на северо-восток Василий Николаевич.
Наверное, неслучайно детство Москаленко прошло на местной конюшне. Дед пользовался большим авторитетом среди односельчан и просил конюхов, чтобы давали мальчишке прокатиться верхом.
«Так каждый день по 200–300 м за лето я научился держаться в седле. Не умел ни читать, ни писать, но верхом уже умел. Так вся молодость в табуне и прошла. Колхозный табун лошадей стоял у Соколовки. Всё лето мы пацанами пропадали в пойме реки. Ловили рыбу. Дед научил и стоять за сохой, так и привык к земле и сельскому труду».
Среди ребят был Василий Москаленко самым маленьким. Но старшие именно ему «доверяли» самую опасную работу – объезжать животных в табуне.
«Сажали на самую необъезженную лошадь. Упал – поднимаешься. Но не было в колхозе такой лошади, которую мы бы с пацанами не объездили, – вспоминает казак. – В середине 1960-х в селе построили новую конюшню выше церкви. Завезли туда лошадей, орловских чистокровных, 12 маток и жеребца. Отец лично их привёз из Тульской области. Приобрели тогда и спортивные качалки и сёдла. Мы успели всё это опробовать. К сожалению, в районе тогда переиграли, и хозяйство сменило профиль с коневодческого на овцеводческое».
Сакральное животное
«Держать коня и ухаживать за ним – это целая культура. Конь для казака – сакральное животное. До сих пор себя не представляю без него. Как так – я выйду, и у меня нет коня? – не скрывая эмоций, говорит Москаленко. – Казак без коня не казак, вот в чём весь смысл. Казак – это прежде всего конный воин. Я даже ездить на них не буду… Но я вышел, а они ходят, пасутся, я подошёл, обнял, погладил. Всё, у меня душа на месте. А сел верхом… вообще улетел. Кто‑то находит себя в охоте, кто‑то в рыбалке, кто‑то марки собирает. У каждого есть какое‑то увлечение. Если нет у человека увлечения, это не человек, а потребитель».
И с ним трудно не согласиться.
«У меня два внука. Хочу, чтобы они выросли так же, как я. Чтобы обычаи моих предков они передали своим детям, – подчёркивает Василий Москаленко. – Они обязаны помнить, кто мы и откуда на этой земле. Мои предки из черкасских казаков. Мы даже сохранили свой язык, язык восточных слобожан – балаканье. На Украине мова, на Дону был гутар».
— Не боитесь, что цыгане уведут?
— Уже и цыган таких нет, которые на коне верхом могут, – парирует Василий Николаевич.
В подтверждение своих слов с иронией рассказывает историю его очной встречи в селе с цыганами. Оказывается, для них породистый жеребец такой же артефакт, как для нас паровой двигатель. Глядел-глядел цыган на жеребца, да так и не понял, что с ним делать.
Не бьёт, а погоняет
«Цена жеребца или кобылы зависит от породы, окраса, скоростных характеристик».
Минимальный набор снаряжения для казака – уздечка, седло и нагайка. Среди черкасских казаков распространены три вида нагайки: охотничья, боевая и повседневная, для погона коня. В нагайке для погона на конце нашивается полая хлопушка, чтобы даже случайно не причинить боль животному. Так всадник его просто пугает.
«Казак не бьёт коня, а погоняет», – всякий раз подчёркивает Москаленко.
В конец боевой нагайки вплетается свинец. Плеть для охоты длиннее, чтобы ею можно было убить волка. Нагайку носят легко, она не должна мешать казаку и в любой момент – под рукой.
«Вот это нагайка моего прадеда, хотя «пужало» только на моей памяти третье», – демонстрирует плеть наш собеседник.
Сёдла также различаются в зависимости от цели применения. Так, например, европейская посадка отличается от казачьей, а спортивные сёдла не похожи на обе предыдущие.
«Мы – казаки, сидим на разрезе, как азиаты. У европейцев ноги вперёд, а туловище смещено назад, чтобы удобнее было копьё держать. А мы сидим на разрезе, на самой высшей точке. Так и шашкой удобнее рубать, и из лука стрелять. Скашовка соединяет стремя, поэтому как бы всадник ни падал, оно всегда удержит всадника, – комментирует тонкости и различия верховой езды в разных культурах Василий Николаевич. – Сама подушка набивалась волосом тура, оленя или косули. Так подушка всегда была воздушной. Стоило такое седло целое состояние. Сейчас всё упростилось, естественные материалы заменяет поролон».
Культура против бизнеса
Василий Москаленко уверен, что коневодство не может быть бизнесом. Породы, которые он держит, применяли в военных походах и в казачьих полках. Для туризма они тоже не подходят, со сложным характером, больше привыкают к одному хозяину.
«Что у нас есть на сегодняшний день? Это скачки и рысистые бега. Ничего другого нет. Для этого надо покупать или орловца, чтобы он бегал, или чистокровную верховую. На всём остальном не заработаешь денег. Для меня рысак – это не наша лошадь. Наша лошадь – это верховая. Орловского рысака вывели, чтобы он быстро почту возил. А верховая – это военная лошадь, для нужд кавалерии», – рассказывает Василий Николаевич.
Красавца-жеребца он привёз из Карачаево-Черкесии. О поездке он говорит так:
«На Кавказе там совсем другая история. У карачаевцев от пяти до ста лошадей в семье. Каждые субботу и воскресенье у них прогулки в горы. Они все ездят верхом. Очень впечатляет, когда на выходных они верхом все по улицам выходят. Это – культура».