Одни письма бодрые, полные надежды на скорую победу и встречу, другие – с горем и скорбными вестями. Написанные в окопах и землянках, в перерывах между боями, бомбёжками и артобстрелами, письма с фронта пропитаны любовью и тоской по близким людям.
«Я живу хорошо…»
1942 год. Небольшое село Ольшанка (теперь Чернянского района) оккупировано немецкими войсками. Зверствам фашистов нет предела, но даже самые суровые репрессии не могут убить в сельских жителях сострадание к попавшим в беду соотечественникам. По воспоминаниям старожилов, когда гнали на работу наших военнослужащих, попавших в плен, женщины, несмотря на запрет, старались передать им хоть немного еды и хлеба. А однажды прошёл слух, что если среди пленных есть родственники, то немцы разрешают забрать их домой. Невероятная эта новость молниеносно разнес-лась по Ольшанке. И каким‑то чудес-ным образом удалось жительнице села Анне Андреевой спасти чужого ей человека, убедить конвоиров, что один из военнопленных – её брат. Тем вызволенным из фашистского плена солдатом был сибиряк Николай Иванович Сычёв. Он прожил в доме Анны до освобождения Ольшанки.
А затем пришла пора проститься Анне и Николаю. Вместе с нашими войсками ушёл солдат добивать фашистскую гадину. Недолгим было счастье Анны, судьба разлучила её с любимым, но остался с нею маленький сын Саша. И стала Анна растить малыша да ждать весточки с фронта от мужа.
Из далёкой ржевской Старшевицы пришло в Ольшанку такое письмо:
«Здравствуй, дорогая жена Нюра! Пишет тебе твой муж Николай. Нюра, я живу хорошо. Уже дали зимнее обмундирование. Нюра, пиши, какая у вас жизнь, какая работа в колхозе, как растёт наш сын Шурик.
Нюра, почему я так редко получаю от вас письма? Пишите чаще».
Ещё письмо – из Харькова:
«Добрый день, дорогая жена Нюра! Пишет тебе твой муж Николай.
Мы сейчас в Харькове. Всего 200 километров от дома. Мне был положен отпуск, но снова пришлось выехать на фронт. Из‑за этого я не приехал домой в отпуск. Я живу хорошо. Привет мамаше, Марусе, Шурику».
И ещё одно послание, словно протянутая нить от фронта до родного дома:
«Апрель 1944 года.
Здравствуй, дорогая жена Аня, с приветом к тебе твой муж Коля.
Нюся, пишите, как вы живёте, как ваше здоровье, как здоровье Шурика. Нюся, я живу хорошо. Завтра будем праздновать 1 Мая, будем отмечать свой пройденный путь от Корочи до государственной границы. Нюся, пиши свои новости, что у вас происходит, а в праздник 1 Мая подними рюмку за победу».
Это было последнее письмо от Николая Сычёва. Анна продолжала ждать и надеяться, и лишь через много лет узнали вдова и сын, что погиб Николай Иванович Сычёв в том же 1944 году, защищая Родину.
Письма из архива семьи Сычёвых сейчас хранятся в школьном музее села Ольшанка.
«Я жив и здоров»
На фронтовой фотографии тот, что слева – это Паша Бурменский. К сожалению, имя его товарища неизвестно, а о Павле расскажем то, что знаем.
В Волоконовском краеведческом музее находятся его школьное свидетельство об окончании семилетки (в нём только хорошие и отличные отметки), письма и рисунок самоходной артиллерийской установки с надписью: «Брату Коле».
Первые письма Павла пронизаны молодым задором, но, столкнувшись с реальностью, увидел боец настоящее лицо войны.
Письмо 17-летнего Павла из далёкого городка, где готовили младших командиров, полно воспоминаний о детстве, ещё юношеской романтики.
«13 июня 1943 года.
Здравствуйте, дорогие друзья!
Передаю вам чистосердечный пламенный привет и желаю успехов в вашей жизни. Передаю привет Ване, Саше, Мише, Борису, Валентину и всем-всем друзьям и подругам.
Я пока жив-здоров, чего и вам желаю. Находимся мы на старом месте, нас здесь учат на младших командиров. Наш лагерь находится возле маленького городка. Здесь не бомбят немецкие самолёты, и я за месяц отвык от воя и разрывов бомб. Сегодня у нас праздничный день – день принятия присяги. Утром мы приняли присягу, потом нас с этим событием поздравил сам полковник, а после обеда был праздничный концерт. Но такие праздники очень редки, потому что целыми днями мы занимаемся.
Друзья, я часто вспоминаю нашу дружбу. Как мы бродили целыми днями по полям, лесам, работали в поле, а по выходным ходили на 2-й аэродром. Или же вечером, собравшись, разговаривали о чём‑нибудь или пели. И когда я вспоминаю всё это, ко мне приходит какая‑то грусть.
Друзья, пишите мне ответ поскорее! Пишите, как у вас дела, где работаете, какие новости.
«Пишите, милые подруги,
пишите, милые друзья,
пишите всё, что вы хотите,
всё будет мило для меня!»
Ваня, передай адрес остальным, пусть каждый напишет мне, может быть, некоторые письма дойдут.
С тем до свидания!!! Крепко жму вам руку!!!».
Последующие письма в родную Волоконовку несравнимо серьёзнее. Несмотря на свой юный возраст, понимал Павел, что дома тоже несладко живётся, потому лишь мельком упоминал о своих трудностях.
«Добрый день, дорогие родители!
Передаю вам свой пламенный чистосердечный привет и низко кланяюсь. Передаю привет Ване, Коле, Оле, Лиде. Ещё передаю привет бабушке Оле, а также всем остальным родственникам.
Я пока жив-здоров. Находимся мы сейчас в городе Кирове. Здесь мы учимся на артиллеристов-наводчиков 70-мм пушки. Живём в казарме, спим на голых нарах.
Чувствую себя плохо, потому что недавно 20 дней лежал в гос-питале с дизентерией.
От вас я ни одного письма не получал и думал, что сюда не придут, не дождусь, так как через месяц нас отправят если не на фронт, то в другую часть.
До свидания, ваш сын и брат Павел».
И ещё совсем короткое письмо от Павла:
«20 апреля 1944 года.
Здравствуйте, дорогие родители!
Я жив и здоров, чего и вам желаю. Нахожусь в Румынии. Не сегодня – завтра вступим в бой. А пока новостей особых нет. С тем до свидания. Пишите ответ. Жду».
А потом в Волоконовку пришло извещение, в котором были слова, наполнившие сердца родителей Павла и всех членов семьи безысходным горем:
«Ваш сын, красноармеец Бурменский Павел Васильевич… в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 2 июля 1944 года».
Павлу Бурменскому было всего восемнадцать лет.