Букварём для него стали «20 тысяч лье под водой» Жюля Верна, в детстве зачитывался Леонидом Соловьёвым и Валентином Катаевым. В юности сам писал стихи, Расул Гамзатов назвал его надеждой русскоязычной поэзии в Дагестане. Уже тогда определилась судьба военного журналиста Алескендера Рамазанова, который сегодня живёт и работает в Алексеевке.
Родом из детства
— Вся жизнь прошла в каком‑то вихре! – говорит Алескендер Энверович. Не начался ли этот вихрь, когда он бросил Дагестанский сельхозинститут и пошёл служить в армию?
— Когда я поступил, знакомые ребята вернулись из армии, – вспоминает Рамазанов. – Общаясь с ними, понял, что чего‑то недобрал в жизни: они были другие! Отправился в военкомат. Срочную службу проходил в Туркмении, на границе с Ираном, в радиотехнической бригаде. В Иране тогда, к слову, размещались две американские военно-воздушные базы. Дежурство так и называлось – боевым, со всеми последствиями… Вернулся младшим лейтенантом.
От «Декамерона» к Библии
— Тогда и решили связать жизнь со службой?
— Нет, вновь поступил в тот же институт, на зооинженерный факультет. Окончил с красным дипломом, готовился к аспирантуре… Но как офицера запаса в 1977 году вторично призвали в Вооружённые силы. Служил на западной границе, рядом с Польшей, замполитом роты.
— Тяга к писательскому творчеству, к журналистскому ремеслу появилась в то время?
— Эта тяга, на мой взгляд, совершенно естественна для любого человека, который много читает. В то время, когда я рос, писатели считались небожителями. Журналист был уважаемым человеком. Авторитет слова был велик! Помню, в четвёртом классе я попросил в школьной библиотеке «Декамерона» Боккаччо. Хотел познакомиться с произведением, о котором слышал много интересного от старших ребят. Опять же: волшебное слово «Ренессанс»! Библиотекарь заметила, что рановато мне такое читать, но всё‑таки выдала (смеётся). Читать я, конечно, тогда не стал, полистал просто. А в 14 лет, к великому изумлению сотрудников городской библиотеки, попросил Библию. Несколько вечеров я читал Книгу Бытия. С тех пор Священное Писание в числе моих постоянных книг.
Награды в марлечке
— Ваша семья была верующей?
— Я бы не сказал. Хотя в роду мамы, Идеи Антоновны (Алевтины в крещении), были казаки, а они ведь люди верующие. К сожалению, я мало помню об отце Энвере Ногаевиче. Он умер, когда мне было семь лет. Как и многие фронтовики в то время, редко надевал боевые награды, всё больше храня их завёрнутыми в марлечку… Бабушка научила нескольким молитвам. Были в жизни ситуации, когда я их вспоминал. Но к Библии я тогда обратился потому, что во многих классических произведениях она цитировалась, и мне хотелось понять, что значат эти чеканные таинственные фразы.
— Молитвы, вероятно, пригодились во время командировок?
— Когда Советский Союз ввёл войска в Афганистан, я работал корреспондентом дивизионной газеты, за плечами был четырёхлетний армейский опыт. Мне показалось, что я зарутинился, а там, в Афгане, происходит реальная жизнь, решают боевые задачи, перспективу которых я тогда начинал понимать.
— Но ведь и опасность была реальной?
— Поначалу это было завораживающее чувство, знаете, как у Пушкина: «Есть упоение в бою»… Но через месяц-другой понимаешь, для чего ты там нужен. Опасность была много выше для тех солдат, о которых мы с коллегами писали. В 1981–1983 годах я редактировал газету 201-й мотострелковой Гатчинской дивизии «Солдат России». В 1986–1988 годах работал в советской части радиостанции «Голос афганца», вещавшей на фарси и пушту. И так уж случилось, что вместе с коллегами писал очерк о выводе войск в 1989-м. Знаете, как страница в судьбе.
Обычная работа на войне
— Что особенно запомнилось из военной журналистской практики?
— Я всегда рвался с разведчиками и пехотинцами на различные операции – можно было почерпнуть очень много, даже если об этом нельзя писать. Шёл с ними в одних рядах, лежал в одних канавах, входил в кишлаки, когда надо – отстреливался. Это была обычная работа. При этом я был лет на десять старше этих ребят: 30 лет по армейским меркам – старик. Как‑то осенью на рассвете мы возвращались к месту дислокации. Колонна вытянулась на дороге, а справа и слева нас окружали размоченные дождём рисовые поля.
И вдруг начался обстрел с двух сторон: развернуться и уйти некуда. И до того мне всё это надоело: вылез из БМП, встал на башню, достал фотоаппарат (это был ФЭД) и начал снимать, как бойцы выпрыгивали из машин и шли перебежками, пытаясь обнаружить гранатомётчиков. Тогда всё обошлось благополучно, у нас был всего один раненый. А через несколько дней услышал, как бойцы говорили: вот, дескать, даёт! К чему я это вспомнил? Считаю, на войне каждый должен заниматься своим делом. И самое страшное, когда война затягивается. Её нужно заканчивать быстро. К сожалению, чаще бывает наоборот.
Потом я служил в Киевском военном округе, грянул развал Советского Союза, и возник вопрос о принятии новой присяги (украинской – прим. ред.). Для меня это было неприемлемым: присягать нужно лишь раз в жизни.
— Пришлось вернуться?
— Вернулся в 201-ю дивизию, которую в начале 90-х направили в Таджикистан, поддерживать порядок в условиях гражданской войны. Вновь стал редактировать дивизионную газету «Солдат России», 3,5 тысячи экземпляров. Первое, что сделал, – снял с неё гриф «Из части не выносить». Газету бесплатно получали местные жители, она была востребована и уважаема. По сути, для них это был единственный источник информации о том, для чего российские солдаты ступили на таджикскую землю. Важно было объяснить, что мы для них не враги.
Своя правда
— Что значит правда в военной журналистике?
— На войне правда у каждого своя. Вот мы пришли с оружием в Афганистан, и местные жители стреляют в нас – это их правда. Я так же буду стрелять в того, кто придёт с оружием на мою родину. Вот ещё пример. Идёт батальон, 800 человек. Меня за сутки вперёд направили в селение достать хлеб. У меня есть деньги, но крестьяне не дают хлеба, ведь через сутки он будет стоить дороже. Но мне он нужен сейчас. Что я сделаю? Возьму хлеб силой и оставлю деньги. На чьей стороне здесь справедливость и правда?
А журналистика… К примеру, я узнал, что стоящему на границе батальону не подвезли боеприпасы. Должен я об этом в газете написать? Нет, конечно, но зато могу донести эту информацию до тех, в чьей власти повлиять на ситуацию.
На войне журналист, особенно комбатант, то есть воюющий, связан определёнными обязательствами, уставом. Военному журналисту проще, чем гражданскому: он профессионал, у него меньше ошибок в оценке событий. Но популярность гражданских журналистов на войне была выше, потому что это было необычное явление.
— Книги об Афганистане появились ещё во время службы?
— Нет, это был уже 2002 год. Пишущей машинки или компьютера у меня не было, но было желание рассказать всё, что лежало на сердце. Написал первую книгу – «Дивизия цвета хаки», были ещё документальные повести. Интерес к событиям в Афгане ослабевает, и это вполне естественно. Поэтому меня не особенно печалит, что не издал книгу «Ярмо богов». Мне было очень важно написать их: словно отдал долг.
Когда ценился хлеб
— Сейчас много упрёков в адрес женщин: дескать, неправильно воспитывают сыновей… Вас ведь тоже воспитывала мама?
— По одну сторону нашего дома находились порт и вокзал, по другую – тюрьма. Мама весь день на работе. У нас с младшим братом была бабушка, которая с Гражданской войны не расставалась с «маленьким аккуратненьким браунингом» (смеётся). В ту пору женщины сами были бойцами по характеру. Мужья погибли на фронте, надо было поднимать детей. И сыновья у таких мам росли страшными заводилами и сорвиголовами. Они были вынуждены бороться за жизнь: война закончилась недавно, ценились хлеб, обувь… Мы нитками подошву к сапогам пришивали, делали из сажи и смальца сапожный крем, потому что купить его было нельзя. Нас в первом классе учили штопать носки – на деревянных грибочках, на лампочках. Сейчас же, думаю, речь идёт не о женском воспитании, а об отсутствии воспитания вообще.
Природой так задумано: мальчика должен воспитывать отец, чтобы из него не получилось аморфное существо. Если отца нет по объективной причине, это следует учесть. На Кавказе привлекают ближайших родственников. Я категорически приветствую возрождение в стране суворовских училищ, кадетских корпусов, кадетских классов. Нужно помнить, что аналогичную школу прошли многие великие люди России. Не следует жалеть на это благородное дело сил и денег. Сегодня суворовец, кадет – завтра офицер, государственник, верный и стойкий защитник Отечества.
Справка
Алескендер Рамазанов родился в 1950 году в Дагестане. Два десятилетия был журналистом военных изданий «Солдат России», «Фрунзевец», «Ленинское знамя», «Красная звезда» (таджикский корпункт), «Красный воин» и других. Автор шести книг об афганской войне. Подполковник в отставке. Награждён орденами «За службу Родине в ВС СССР» 3-й степени, Красной Звезды, «За военные заслуги». С 2003 года работает в компании «ЭФКО».