Судьба и флот
Максим Сухоруков родился 15 августа 1898 года в семье крестьянина села Курасовка Обоянского уезда. В 1916 году поехал на строительство города Романов (теперь Мурманск), где стал подручным кочегара на паровозе. В 1917-м призван на флот. В 1918 году переведён на линкор «Чесма». Бывшая порт-артурская «Полтава», выкупленная из японского плена и совершившая переход с Дальнего Востока, вскоре вновь угодила в плен – на этот раз к англичанам. Оказался в плену и 20-летний Максим Сухоруков.
В мае 1919 года пленных отпустили, и Сухоруков продолжил службу строевым матросом на линкоре «Чесма». Весной 1921-го его, уже старшину роты, перевели на яхту «Ярославна» – в то время самый крупный из боевых кораблей Северного флота.
С декабря 1921 г. Сухоруков в Петрограде – курсант военно-морского училища имени Фрунзе. После училища он – вахтенный офицер на линкоре «Марат». В 1929 году – служба штурманом на эсминце «Яков Свердлов», а с 1 июня 1931 года – флагманским штурманом бригады эсминцев Балтийского флота. В 1932-м, уже командуя эскадренным миноносцем «Войков», совершает беспримерный для того времени переход Северным морским путём во Владивосток. И до конца 1940 года несёт службу на Тихоокеанском флоте.
26 декабря 1940 года Сухорукова отозвали на Балтику и назначили командиром крейсера «Киров» – первого крупного корабля, построенного в советское время. Сухоруков ещё продолжал осваиваться в новой должности, когда пришла война. 22 июня 1941-го в Усть-Двинске вражеские самолёты атаковали «Киров». Пока моряки отражали массированные авианалёты, немцы подошли к Риге. «Киров» оказался в ловушке, вырваться из которой можно было лишь через узкий Моонзундский пролив. Ювелирно точно управляя огромным кораблём, капитан второго ранга Сухоруков провёл его по смертельно опасному Моонзунду. И на всех кораблях, уходивших через пролив вместе с «Кировым», затаив дыхание следили за крейсером.
Запоздалое решение
А потом был двухмесячный страшный хоровод со смертью под ливнем снарядов и бомб на рейде осаждённого Таллинна. Боевые корабли, сгрудившиеся на Таллиннском рейде, вели непрерывный огонь, сдерживая стремительное продвижение противника. 26 августа было, наконец, принято запоздалое решение перебазировать флот и остатки гарнизона Таллинна в Кронштадт и Ленинград. 27 августа враг ворвался в Таллинн, 28-го началась лихорадочная эвакуация. «При крайне ограниченных силах обеспечения», подвергаясь непрерывным атакам вражеской авиации, господствовавшей в воздухе, Балтийский флот (свыше 100 кораблей и 67 транспортов и вспомогательных судов с десятками тысяч бойцов, беженцев и грузов) совершил героический переход через заминированный Финский залив. Лидером громадного каравана был крейсер «Киров».
События тех трагических августовских дней, изучив рассекреченные наконец архивные документы и воспоминания ветеранов-балтийцев, по часам и минутам восстановил петербургский писатель-историк Игорь Бунич. Вот лишь несколько фрагментов его исторической хроники.
Трудно даже представить, «что ждёт флот, которому предстояло пройти 321 километр пути Финским заливом, где на протяжении 250 километров оба берега уже заняты противником, а 120 километров густо заминированы. На обоих берегах узкого залива расположены немецкие и финские аэродромы с сотнями бомбардировщиков, а в шхерах притаились торпедные катера и, возможно, подводные лодки…»
«Всё время слышались крики сигнальщиков, то и дело докладывающих о плавающих минах. Со всех кораблей по ним били из сорокапяток и пулемётов. То там, то здесь с громом вздымались горы воды от уничтожаемых мин… Неожиданно, перекрывая крики сигнальщиков «Воздух!», загремели зенитки эсминцев. Через мгновение «заухали» сотки «Кирова»… С мостика крейсера капитан второго ранга Сухоруков спокойно наблюдал за приближением самолётов…».
Эскадра продолжала идти своим курсом. Далеко впереди «Кирова» прокладывали путь тральщики, ледокол и эсминец «Сметливый»…
«На ходовом мостике «Кирова» Сухоруков искусно управлял 10 тысячами тонн движущейся стали. «Киров» шёл узкой протраленной полосой, настолько узкой, что произнесённая сгоряча одна неверная команда рулевому могла стать последней. Крейсер двигался по этой полосе, выставив под водой у форштевня справа и слева параваны-охранители от якорных контактных мин… Когда Сухорукову доложили, что в правом параване застряла мина, жизнь крейсера и всех находящихся на борту зависела от его следующего слова. В считанные секунды хладнокровно оценив ситуацию, Сухоруков приказал постепенно уменьшить скорость хода, нисколько не маневрируя рулём…»
А на эсминце «Скорый» от взрыва мины детонировали артиллерийские погреба: «…Встал вертикально в воде форштевень «Скорого», а затем корма с винтами и рулём. Корпус «Скорого», складываясь как перочинный нож, стремительно уходил под воду со скрежетом и шипением вырывающегося пара, словно кусок раскалённого железа, опущенный в море… Из сгущающейся темноты доносились отчаянные крики людей, море усеялось десятками голов».
«У транспорта «Вирония» оторвало нос, и казалось, что транспорт должен немедленно затонуть… Впереди её горел «Сатурн», отброшенный взрывом и падающий на борт. Все ждали, что «Сатурн» выпрямится, но в яркой вспышке нового взрыва спасатель исчез с поверхности моря. В свете бушующего огня на мгновение мелькнула корма с работающим винтом.
«Вирония» продолжала стоять с беспомощно задранной кормой, на которой толпилось большое количество людей. Тёмные фигурки сначала по одному срывались с кормы погибающего лайнера и падали в тёмную бездну моря, а затем неожиданно посыпались в воду, словно галька с обрушившегося берега. С борта «Виронии» слышались хлопки пистолетных выстрелов: многие решили умереть от собственной пули. Люди сыпались в воду, и ЗАЛИВ ЗАСТОНАЛ, ЗАВЫЛ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ГОЛОСОМ…»
Прорвались
«Тёмная ночь опустилась над Финским заливом, поглотившим 15 боевых кораблей и 51 торговое судно за двое суток 28 и 29 августа… Около 20 тысяч человек находились в воде, цепляясь за брёвна, доски и обломки, коченея на спасательных кругах и плотиках. Их подберут позднее, но, к сожалению, далеко не всех. Тех, кому повезло, начали грузить на баржи, набивая в их трюмы человек по 300, надеясь в течение ночи переправить в Кронштадт. Но в ночь с 29 на 30 августа неожиданно разыгрался шторм. А когда он стих, снова появилась авиация противника»…
30 августа в 7.10 утра немецкий разведывательный самолёт доносил своему командованию: «Вся поверхность Финского залива до острова Гогланд представляет из себя огромное сплошное пятно мазута, в котором плавают обломки и трупы».
Через этот кромешный ад мужественному и искусному флотоводцу Сухорукову всё же удалось провести эскадру – пусть с тяжёлыми потерями (они были просто неизбежны), но провести. Балтийский флот вырвался из смертельной Таллиннской ловушки.
В Ленинграде наш земляк был назначен командиром отряда вновь строящихся кораблей, а 13 июня 1944-го стал командиром линкора «Петропавловск». В победном мае 1945-го капитан первого ранга Сухоруков стал помощником начальника штаба Краснознамённого Балтийского флота. В 1947-1954-х был военно-морским атташе в Дании. В 1955-м Максим Георгиевич ушёл по болезни в отставку. Умер в Ленинграде 15 августа 1959 года.