Размер шрифта:
Изображения:
Цвет:
22 сентября 2015, 11:26
 Елена Байтингер 4827

Лагерная проза

Как съездить в археологическую экспедицию и облажаться, рассказывает «ОнОнас»

Лагерная проза Фото Владимира Юрченко
  • Елена Байтингер
  • Статья

Забудьте всё, что вы знали про Индиану Джонса. Археологическая экспедиция не имеет ничего общего с приключенческой историей с элементами фантастики. Это постапокалипсис: основное действие разворачивается в земляной яме, в центре сюжета – группа студентов, которые во главе с доцентом извлекают из земли чьи-то кости. В роли сил зла – орда комаров и дикие кабаны. Запасайтесь попкорном.

С зимы я ныла о том, что хочу поехать в экспедицию с археологами. И вот, пожалуйста – в июле преподаватель историко-филологического факультета НИУ «БелГУ» Владимир Сарапулкин согласился взять меня на раскопки скифского городища в Борисовском районе. Приехать предложил через две недели после начала работ – «чтоб было на что посмотреть».

Снарядили меня быстро – у коллег нашлась и палатка, и спальный мешок.

«И на всякий случай возьми с собой набор КЛМН», – напутствовал редактор, имея в виду кружку, ложку, миску и нож.

Историк по образованию и участник нескольких экспедиций, он-то и выбил для меня путёвку в древний мир. Вместе с КЛМН взяла и книгу про скифов в дорогу – обнаружилось, что про них-то я совершенно ничего не знаю. Если вы тоже – расскажу вкратце.

Скифы – воинственный народ, который хозяйничал в Северном Причерноморье примерно с VII по III век до н. э. Внешне они выглядели почти как мы с вами, то есть имели европеоидные черты лица, а разговаривали на языке, относящемся к индоевропейским. Жили тем, что совершали набеги на соседние племена, завоёвывая новые территории. Постоянно кочевали. Добрались и до наших краёв: в Белгородской области, как и в соседней Воронежской, от них остались курганы и городища – укреплённые поселения. Одно из них мы и собирались раскопать.

Тут золота нет

В начале июля Сарапулкин со студентами разбил лагерь на территории заповедника «Белогорье». Раскоп, как пояснила встретившая нас первокурсница Александра, находился в лесу, в паре километров от лагеря. Дороги туда мы не знали, и Саша взялась нас проводить. Немного на машине, а дальше пешком – на холм и в чащу леса. Накануне нашего приезда шёл дождь, и тропинка, по которой нужно было подниматься, превратилась в каток из грязи. Мысленно попрощалась с белыми кедами.

Пришли. На раскопе работало человек десять – студенты, пара аспирантов и сам Сарапулкин. За две недели экспедиции они успели вырыть четыре квадратные ямы размером 2×2 метра и глубиной около 30 см. Задача такая: снимать землю слой за слоем до материка – уровня, в котором следов человека уже не найти. Этим занимались мальчики. Девочки перебирали сброшенную за периметр ямы землю, разбивая крупные комки, чтоб не упустить даже самой мелкой находки.

Так выглядит раскоп.
Так выглядит раскоп.
Фото Владимира Юрченко

«Осматривайтесь пока», – распорядился Владимир Александрович.

Студенты на нас внимания не обращали и продолжали работать.

«Ну и где тут золото?» – неудачная попытка затеять разговор с одной из девушек.

Она посмотрела на меня как на умалишённую и продолжила ковырять землю. Не то чтобы я действительно ожидала, что археологи найдут сокровища, но подумывала, что теоретически это возможно.

«Богатства», которые удалось извлечь из земли, складывали в обычные пакеты. В каждой яме – свой пакет, всё пронумеровано: чтобы потом не перепутать, что и где нашли. Заглянула в один: на вид – кучка мелкого строительного мусора, на самом деле – обломки костей и фрагменты керамики. Золота там не было, да и быть не могло – всё-таки не погребение вождя копали. По словам Сарапулкина, в археологии нет важных и неважных находок: для исторической науки всё, что обнаружили на раскопе, имеет ценность.

К – кабаны, комары, керамика

«Перерыв!» – донеслось из ямы.

Девушка, у которой я ранее спрашивала про золото, принимается штамповать бутерброды на всю группу – на раскопе тоже есть главный по тарелочкам. Археологический бутерброд – это хлеб, толстый слой майонеза и консервы. Юля сделала штук 26 – по два каждому. Мысленно умножаю на две недели...

– А вы к нам надолго? – интересуется первокурсник Влад, наверное, тоже мысленно подсчитывая количество бутербродов, которые придётся дополнительно готовить для гостей.

– На пару дней всего, – успокаиваю парня.

– А к нам ночью в лагерь кабан приходил, – заговорщицки подмигивает Влад. Это для него явно впечатление первого порядка, поважнее каких бы то ни было находок. – Мы его не видели, не стали из палаток вылезать. Просто слышали, как он хрюкал. И косули заходили – небольшие, наверное детёныши.

Долго разговаривать не приходится – на раскопе надо работать.

Инвентарь я себе просить не стала и вовсю сачковала – вроде как только приехала. Несколько раз обошла по периметру ямы. Монотонная это работа – городища копать: ребята машут лопатами, девчонки ковыряются в земле. И так шесть часов подряд. Три недели. Видно, что все устали. Никто не визжит от радости, обнаружив артефакт – свидетельства скифского быта тихо летят в пакет. За две недели ребята насмотрелись на них вдоволь – чего орать-то?

Находки. На вид – кучка мелкого строительного мусора, на самом деле – обломки костей и фрагменты керамики.
Находки. На вид – кучка мелкого строительного мусора, на самом деле – обломки костей и фрагменты керамики.
Фото Владимира Юрченко

В борисовском лесу если орать, то по другой причине: местные комары настолько кровожадны и многочисленны, что не оставляют на теле живого места. И нет от них спасения: студенты мазались кремами, брызгались спреями (и мне советовали) – но без толку:

«Поначалу всё жутко чесалось. Но мы уже привыкли».

Я не привыкла и мучалась. Казалось, тех, кто не копает, кусают сильнее. Чтобы не стоять на месте, решаю прогуляться по лесу. Офисному работнику побродить по лесу без цели – милое дело. Когда голоса археологов затихли, вспомнилось про ночных кабанчиков. Сразу нашлось объяснение рыхлой земле под ногами. Решила вернуться.

Фотограф Владимир Витальевич, в отличие от меня, на раскопе не скучает – топчется в грязи, щёлкает камерой и ворчит, что снимков не будет: и свет не тот, и вообще. Про тот свет с ним лучше не спорить, поэтому я, убедившись, что за время моего отсутствия золота никто не нашёл, снова иду в лес – вдруг кабаний клык попадётся? Но вместо клыков натыкаюсь на кусочек керамики. Вот это удача! Не зря говорят, что новичкам везёт!

«Может, городище было гораздо больше, чем они думают? Может, этот осколок вообще не скифской эпохи, а гораздо более древней? Без моего осколка-то и вся экспедиция насмарку! Это сенсация!» – примерно так рассуждаю я, несясь с этим обломком к Сарапулкину.

На раскопе даже доценту Владимиру Сарапулкину приходится браться за лопату.
На раскопе даже доценту Владимиру Сарапулкину приходится браться за лопату.
Фото Владимира Юрченко

Но тот явно не впечатлён:

– Керамика, XIX век. Отнеси назад и положи туда, где нашла.

– Это ещё почему? – моему возмущению нет предела.

– Потому что извлекать такие вещи нужно археологическим методом. Возможно, когда-нибудь на месте, где ты его нашла, тоже будут копать – вот тогда это станет находкой. А пока – положи точно там, где взяла.

«Сумасшедший дом, а не экспедиция, – решаю я. – И своим находкам не радуются, и мои отвергают».

На счастье, рабочий день у археологов заканчивается. Завтра выходной, никто не копает. Сарапулкин собирался смотаться домой, в город. Мы с фотографом тоже решили соскочить: Владимир Витальевич – насовсем, а я – чтобы вернуться на следующий день и остаться уже с ночёвкой.

По дороге Сарапулкин рассказывал про сухой закон, установленный им в лагере.

– И что, никто не нарушает?

– Не знаю, может, и нарушают – я не видел...

– А вы, когда студентом были, нарушали?

– А как же!

День второй

Заповедник «Белогорье» – чудесное место: тихая дубрава с деревьями в несколько обхватов. Рассказывают, что, кроме кабанов и косуль, там водится лось, хотя мне не встретилось даже обычной белки. Чеховские деревянные домики с облупившейся краской, большими верандами и коваными козырьками. В этих домиках – на зависть археологам – квартировала питерская профессура со своими студентами – почвоведами и энтомологами, приехавшими в заповедник для занятий. У них было электричество (а значит, возможность заряжать мобильные телефоны), чайник и даже стиральная машина.

Археологи жили гораздо скромнее. Палатки поставили ниже по склону. Довольствовались только общими умывальниками и душем. Центром лагеря была полевая кухня. Место для костра, длинный стол и сбитые из досок лавки. Рядом – гигантский зелёный шатёр непонятного назначения.

  • Нехитрое меню простых белгородских археологов.

  • Так устроена полевая кухня.

Мы с Сарапулкиным приехали в заповедник в воскресенье вечером. В лагере – почти никого.

«Выходной, все разъехались по домам, – объяснил он. – Отдыхай пока».

Я спустилась к лагерю. Делать там было совершенно нечего. Разве что поразглядывать макет жилища древнего человека, который собственноручно соорудил из земли и веток Сарапулкин. Или поговорить с аспирантом Талехом – одним из немногих, кто не уехал. Или сходить в лес, куда Талех согласился меня сопровождать. Но и в лесу делать было нечего – темнело, нас ели комары и донимали мысли о кабанах.

Люблю я Питер...

Вечер спас Сарапулкин:

«Лена, а поднимайтесь к домикам! Вы же хотели познакомиться с профессором энтомологии?»

Я хотела, причём давно. Люблю насекомых. В голове замаячила мысль об энтомологической экспедиции. Но, вспомнив, что я и так уже в экспедиции, в которой творится явно не то, что я себе представляла, успокоилась.

Мой энтомолог назначил мне встречу – на крылечке через час. Это ли не счастье? А время ожидания, решила я, буду коротать с другим профессором – почвоведения. Александр Иванович разбирался в химическом составе почв как бог, чему были многочисленные подтверждения в виде должностей и наград, но привлёк меня другим: он был как две капли воды похож на отца моего любимого волейболиста, волейбольного тренера. К тому же, он как бы между прочим обмолвился о сыне... Полтора часа я слушала про способы избавления от зловоний белгородских агропредприятий, правильные и неправильные удобрения, органические продукты, секреты выращивания сладких огурцов и многом другом, столь полезном любому огороднику. Надо ли говорить, что из-за этой лекции я пропустила рандеву с энтомологом?

Экспедиционный транспорт – УАЗ-«буханка».
Экспедиционный транспорт – УАЗ-«буханка».
Фото Владимира Юрченко

Остаток вечера я провела за беседой с Сарапулкиным и выпускником истфака Сашей, который пытался сделать из полена подобие корытца. Когда ещё мне довелось бы услышать про нигилиста Миклухо-Маклая, вырезавшего и подарившего другу гортань скончавшегося слуги? Про индейцев, которые не пили и не ели, чтобы добиться галлюцинаций? Про разноногого человека, который прыгал на одной ноге, чтобы развить вторую? Словом, душевно посидели. Уснула я за минуту.

Погружение в археологию

В семь утра по лагерю разнёсся крик: «Подъём!» Я к этому времени уже проснулась. Студенты потянулись к умывальникам. Надо было успеть позавтракать – к восьми на раскоп. На этот раз сачковать не получилось – мне, как и всем девочкам, выдали перчатки.

«Просеивать – не копать, это легко», – подумала я и с напускным энтузиазмом принялась ковырять землю.

Но это было монотонно и скучно. Ничего не попадалось.

«Да ты не жди особо, мы почти всё выкопали. Тут уже некультурный слой начинается», – жалеет меня Влад.

Мы работаем с ним в паре: он накидывает кучи земли, а я восседаю на них и перебираю отвал.

Через полчаса мне, наконец, улыбнулась удача:

– Нашла! – ору я, чтоб все знали, что я археолог не промах.

– Просто обломок кости, – заключает Влад. – Не расстраивайся.

Такие обломки и кусочки керамики за день попадаются ещё не раз.

– А вы что, не радовались первой находке? – спрашиваю у девчонок в перерыве.

– Первой? Радовались, как и ты. Но день за днём одно и то же, поэтому сейчас уже никакой эйфории.

Заметки одного из участников экспедиции: «Первый день это не просто, как у всех, постановка лагеря, но и сбор зелёной палатки весом 400 кг и высотой 3,5 м».
Заметки одного из участников экспедиции: «Первый день это не просто, как у всех, постановка лагеря, но и сбор зелёной палатки весом 400 кг и высотой 3,5 м».
Фото Владимира Юрченко

Видя, как угасает мой археологический пыл, за меня решил взяться Саша:

«А давай я тебя нивелиром пользоваться научу?»

Нивелир на раскопе помогает правильно разметить квадратную сетку. Всё по науке. Саша подвёл меня к прибору и приказал глядеть одним глазом в стёклышко и крутить специальную штуковину, чтоб навести резкость. В случае успеха передо мной должны были появиться очертания дерева, служившего отсчётной точкой для измерений. Саша уже стоит у этого самого дерева с гигантской линейкой, а моя задача – точно сопоставить центр в измерительном приборе с отметкой на его линейке и сообщить увиденную цифру. Я справилась, а Саша порадовался своей педагогической удаче:

«Ну, теперь если вдруг тебя выгонят из редакции, сможешь фундаменты на стройках отмерять!»

Такая перспектива не радует, и мне всё больше хочется вернуться из полей в офис. Словно чувствуя это моё стремление, звонит редактор – спросить, жива ли я, здорова? В живости своей я была уверена, а вот в здравии уже сомневалась: от укусов комаров я вся покрылась красными пятнами. Студенты, которых насекомые начали грызть на две недели раньше меня, терпели и молчали, поэтому и мне жаловаться было не комильфо. Максимально бодрым голосом докладываю, что я в полном порядке, не забыв сказать, что пора уже за мной присылать машину.

К концу дня сил не было никаких. Только мысль, что студенты истфака – настоящие герои, выполняющие какую-то адскую работу. Им оставалась ещё неделя. А я через два часа уже была дома. Теперь уже точно понимая, что с экспедициями надо завязывать.


Ваш браузер устарел!

Обновите ваш браузер для правильного отображения этого сайта. Обновить мой браузер

×